Именно поэтому отчаявшийся президент Инёню и послал своего проштрафившегося министра с дипломатической миссией в Москву с задачей любой ценой спасти положение, если уж армия в очередной раз оказалась не в состоянии остановить наступательный порыв русских войск. Ты, мол, заварил эту кашу, ты ее и расхлебывай. И вообще, в первые же минуты после получения ультиматума у Инёню было жгучее желание посадить этого деятеля на кол. Так вот, эта поездка в логово победителей рассматривалась им как некий моральный аналог этой очень важной для турецкого правосознания физеопроцедуры. Если султан не подверг колотерапии хотя бы парочку своих визирей, то никакой он не султан, а обыкновенный слабак, которому не место на троне.
Поэтому и вид у турецкой делегации был до предела мрачный. Турецкий посол в СССР Селим Сарпер, переведенный туда прямиком из Берлина, страдал еще и оттого, что перед этой встречей сводка Совинформбюро сообщила о завершении боев за город Константинополь (в котором оный господин посол, между прочим, и родился). После этого известия, во-первых, разом рухнули все надежды на заключение соглашения до того как русские силой возьмут Черноморские Проливы вместе с главной турецкой жемчужиной, а во-вторых – хоть семья господина посла эвакуировалась вглубь Анатолии еще до начала боевых действий, для него это была личная трагедия. Так сказать, воспоминания детства и прочие драматические бла-бла-бла на руинах былого османского величия.
Но сидящим напротив турецкой делегации наркому Молотову и двум его консультантам из будущего было глубоко начхать на уныло-похоронный вид министра и посла. У советского правительства на этих переговорах были свои цели и задачи, которым способствовала благоприятная общеполитическая ситуация и победоносные действия советских войск, неудержимо продвигающихся вглубь турецкой территории. И даже Мехмед Османов, смотревший на своих соплеменников с некоторым сожалением, понимал, что для тех, кто в своей политике ориентировался на заигрывание с нацистским режимом, нет и не может быть никакого прощения. Так же товарищ Османов понимал, что на этих переговорах речь о безоговорочной капитуляции не идет только потому, что советское правительство не собирается ликвидировать Турецкую республику и включать ее территорию в состав СССР. Сам он предпочел бы, чтобы вся территория Турции вошла в состав Советского Союза, но у товарища Сталина были свои соображения, чтобы отложить этот процесс «на потом»; а с Верховным, как говорится, не поспоришь.
– Господа, – нарушает гробовое молчание Молотов, – сразу должен вам сказать, что эти переговоры могут вестись только на основе советского ультиматума от первого января сего года…