Но произошло нечто странное.
Как-то раз утром, войдя в свой кабинет, Михаил Иванович увидел на столе листок. Чистый листок.
Хотя нет… На обороте его было написано печатными буквами: «ТРУХМАНОВ».
– Руфина Степановна, – выглянул Говоров в приемную, – ко мне в кабинет заходил кто-нибудь?
Верная секретарша озадаченно покачала головой:
– Нет. Я вчера после вас уходила и сегодня пришла раньше всех. Разве что уборщица… А что, собственно, случилось?
– Нет, нет, ничего.
Говоров закрыл дверь.
Разве что уборщица…
Все может быть. Но это неважно. Самое важное – вот этот листок с надписью печатными буквами: «ТРУХМАНОВ».
И Говоров отлично понимал, что это значит…
Он еще не успел узнать фамилии всех сотрудников, однако Руфина, даром что пришла в горком даже чуть позже своего начальника, не подвела и сообщила, что Трухманов – это инструктор орготдела.
Говоров потребовал его личное дело, а потом вызвал и самого.
Вошел низенький, благообразный, лысоватый человек с блеклыми глазами.
– Товарищ Говоров, я очень рад, что именно вы назначены на этот ответственный пост! – произнес Трухманов, глядя на Михаила Ивановича с таким уважением, что тот чуть не заплакал от умиления.
Говоров вдруг вспомнил старинное слово – «пиетет». И еще такое выражение было в те времена: «есть начальство глазами». Вот именно это и наблюдалось сейчас со стороны товарища Трухманова. А впрочем, он не просто ел – он жрал глазами Говорова! Вприкуску с большим пиететом.
Потом Трухманов сунулся к новому начальству с протянутой рукой.
Говоров глянул вприщур, вышел из-за стола.
Руки не подал.
Трухманов оказался смекалист:
– Понял, нарушил субординацию, извините…
Торопливо убрал руку.
Говоров обошел вокруг него, будто вокруг новогодней елки, разглядывая так пристально, что Трухманов начал обеспокоенно переминаться с ноги на ногу. И когда он уже начал покрываться испариной от столь неотвязного внимания руководства, Говоров внезапно спросил:
– С органами давно сотрудничаете?
– О чем вы, товарищ первый секретарь? – старательно удивился Трухманов.
– Бдительность! – хлопнул его по плечу Говоров.
Вторая рука его была опущена и стиснута в кулак. Не для того, чтобы ударить Трухманова, – наоборот, чтобы сдержать это неистовое желание. В этом кулаке Говоров самого себя сжимал.
– Бдительность и еще раз бдительность! – провозгласил он. – Так, товарищ Трухманов? – Покивал поощряюще: – Я знаю, что именно вы раскрыли глаза товарищам из органов на Шульгина!
Трухманов распрямил сутулую спину:
– Это был мой гражданский долг!
– Разумеется! – кивнул Говоров.
– Можете рассчитывать на меня! – доверительно сообщил Трухманов.