– И этот туда же, – потрясенно прошептала мадам Егорова, – вы что, сговорились и все хотите моей смерти? Вы хотите оставить меня совсем одну?
– Ну что ты, Капочка, – кинулась к ней сестра, – я вовсе не покидаю вас. Я буду часто-часто вас навещать, обещаю! К тому же ты совсем не одна, у тебя есть Ефим Иванович, Сережа…
– Который тоже собрался служить!
– Ну о чем ты говоришь, он же еще ребенок. Разумеется, его не могут взять ни на какую службу.
– А вот и могут! Я сам сегодня видел мальчика, одетого в морскую форму, и он был на службе.
– Сережа, пожалуйста, не выдумывай и не расстраивай маму.
– Но я видел!
Неизвестно, сколько бы они так препирались, но тут снова открылась дверь, и на пороге показался глава семьи. Ефим Иванович выглядел немного смущенным, и было отчего. Вместо привычной чиновничьей формы на нем мешковато висела офицерская шинель, а голову покрывала лохматая маньчжурская папаха с крестом[54]. Болтающаяся на боку шашка отнюдь не придавала коллежскому асессору воинственности, скорее наоборот.
– Видишь ли, дорогая, – промямлил он, несмело глядя на супругу, – меня некоторым образом призвали на службу.
– Папочка, – восторженно воскликнул Сережа, – так ты теперь офицер?
– Ну, не совсем… волонтер Квантунской дружины.
– Держите меня, – прошептала мадам Егорова и упала в обморок.
* * *
Жизнь Алеши очередной раз переменилась. На другой день он сдал «Боярина» новому командиру, капитану второго ранга светлейшему князю Ливену. Офицеры в последний раз пригласили его как командира в кают-компанию. По обычаю налили, чокнулись…
– Благодарю за службу, господа офицеры, – немного дрогнувшим голосом проговорил великий князь. – Что же, каждому свое, вам воевать, а мне – перекладывать бумажки. Не поминайте лихом!
– Для нас было честью служить под вашим командованием, – громко заявил державшийся до поры в стороне Никитин.
– А для меня – командовать вами, господа.
Прощальное построение команды, традиционный поцелуй с боцманом…
– Спасибо за службу, братцы! Дай вам бог воинской удачи да моряцкого счастья.
– Рады стараться! Покорнейше благодарим!
Уже когда пора было садиться в катер, к Алеше подошел Семенов и сказал на прощание:
– А всё же в первый бой нас повели вы, Алексей Михайлович. Да какой бой!
– Дело и впрямь получилось жаркое, – скупо улыбнулся тот, – надеюсь, вас всех достойно наградят.
– Жаль, что уходите, вот ей-богу, еще немножечко покомандовали бы, так был бы у «Боярина» георгиевский флаг![55]
Впрочем, насчет бумаг великий князь погорячился. Конечно, канцелярской работы хватало, но хватало также и живого дела. Первым поручением Алексею Михайловичу было устройство береговых батарей на мысе Ляотешань. Собственно, оно уже началось, готовились позиции для 28-сантиметровых пушек, и плюсом к тому планировалось установить два шестидюймовых орудия, снятых с «Ретвизана». Алеша решительно воспротивился разоружению боевого корабля и предложил простой и остроумный выход. На Ляотешане было устроено несколько командных пунктов с дальномерами, соединенными телефонными линиями друг с другом и специально поднятым воздушным шаром. Прилегающая акватория была поделена на квадраты, и корректировщикам оставалось лишь сообщить, где именно находится вражеский корабль. Обычно японцы уходили восвояси, как только рядом начинали подниматься всплески от русских снарядов.