Впервые за долгое время ужин Алексея Михайловича проходил в строгом соответствии с этикетом. Сам великий князь сидел за столом, и Прохор ему прислуживал, Федор Михайлович приносил уже приготовленные блюда из кухни, а Ванька был на подхвате. Кейко была тут же и ждала, когда господин насытится и ему можно будет подавать чай. Кофишенк поначалу ревниво воспринял подобную смену вкусов хозяином, но получив подзатыльник от отца, возмущаться более не стал.
– Как тебе живется, Кейко, тебя не обижают? – спросил у девушки Алеша.
Ответом ему были почтительный поклон и милая улыбка восточной красавицы.
– Чего изволите? – переспросил не расслышавший господина Прохор.
– Да вот, спрашиваю у нашей хозяйки, не обижаете ли вы ее.
– Что вы, Алексей Михайлович, как можно-с! – сделал строгие глаза камер-лакей, про себя подумавший: «Обидишь ее, как же!»
– Ну, вот и славно, – благодушно отвечал великий князь, – а что в городе, все спокойно?
– Да как же спокойно, ваше императорское… поначалу просто Содом и Гоморра творились. Люди перепугались, бегали как ошпаренные, потом как японцы стали с пушек бомбы кидать, попрятались, конечно…
– Что, и сюда снаряды долетали?
– Так только сюда и долетали, в Новый город, сказывают, ни одна бомба не прилетела, все сюда. Купцу здешнему Тифонтаю, прямо в сад угодила, да одну фанзу под Перепелиной горой разбило, вместе с китайцами, там жительствующими. Ужас просто!
– А потом?
– А что потом? Китайцы, у кого деньги есть, кинулись в порт да давай на суда грузиться, чтобы, значит, бежать отсюдова. Ну, а наш брат – россияне, те поначалу тоже пужались, а потом по винным лавкам кинулись. Сами, поди, знаете наш обычай, хоть с горя, хоть с радости, а надо выпить!
– Что-то я пьяных не видал.
– Так то поначалу, а потом армейские патрули выставили, так попрятались. Ну, а те, что не успели, стало быть, уже в участках. Так что теперь все спокойно и хорошо…
– Ну, раз все хорошо, так давайте ложиться спать. Мне завтра на службу рано.
– Как вам будет угодно-с.
Так уж заведено во дворцах, что слуги могут поесть, лишь когда угомонятся их хозяева. Где бы ни жил до сих пор наш великий князь, правило это неукоснительно соблюдалось, поскольку и Прохор и Архипыч полагали его правильным, а потому бдительно следили за выполнением. Поскольку сам Алеша был в пище весьма умерен, а наготовил Федор Михайлович от души, то стол ломился от яств. Когда все уже собрались, а повар взялся за графинчик с водкой, старый матрос решительно сказал:
– Надо бы Кейку кликнуть, а то не по-христиански.
– Вот еще, – немедленно в пику ему отозвался Прохор, – она же язычница!