Возвращение (Архангельская) - страница 90

– Не считаю. И странно мне, что ты столько эмоций вокруг них развёл. Это военная операция, Симон, более или менее кровавая, но важен результат, а не процесс. Если ты думаешь иначе, мне странно, как ты вообще решился начать воевать.

Симон подозрительно прищурился – посетившая его мысль была не из приятных:

– Сандер, сколько раз ты бывал у Тёмной звезды?

– Несколько, а что?

– И как долго ты там пробыл?

– О, не беспокойся, я соблюдаю осторожность, хотя, быть может, немного поднять тонус нам бы не помешало. Не пойму, почему ты так резко против.

– Мне нужен график твоих посещений станции.

– Зачем?

– Чтобы убедиться, что ты говоришь правду.

– Так. А теперь ты обвиняешь меня во лжи?

– Если бы я хотел тебя обвинить, я бы сначала спросил, а потом проверил. Но будет лучше, если ты предоставишь мне график.

– Ну так лети на станцию и требуй у них! – Было видно, что Александр по-настоящему разозлился. – Мне недосуг ублажать твою паранойю и собирать сведения из навигационных компьютеров.

– Что ж, раз так, их можно получить и более быстрым путём.

Позже Симон не раз спрашивал себя, почему он так поступил. Дал волю выплеснувшемуся гневу и страху – это объяснение, но не оправдание тому, чтобы грубо вломиться в разум собственного друга, преодолевая его защитные барьеры. Александр растерялся, такого он всё же не ожидал и потому сперва не оказал сопротивления вовсе. Ломать его блоки, впрочем, не пришлось – опомнившись, Сандер швырнул нужные воспоминания Симону, как швыряют бумаги в лицо. Консул так никогда и не узнал, случайно или намеренно одновременно с этим его задело и владевшее Сандером чувство. Почти мгновенно подавленная, скрываемая, быть может, даже от самого себя, но вполне ощутимая ненависть.


Вот тогда она и пролегла между ними… точнее, пролегла-то она много раньше, и уже не скажешь сейчас, какая из, казалось бы, мелочей стала первым толчком – но в тот день она стала явственна видна им обоим, эта пролёгшая между ними трещина, в конце концов завершившаяся залпом бортовых орудий «Единорога» по капитанскому мостику «Зевеса».

Нет, в тот день они помирились. Симон извинился, Александр его извинения принял, и, кажется, даже искренне, но что-то сломалось. Что-то едва уловимое, чего, тем не менее, – Симону отчаянно не хватало. Близость, доверие и что-то ещё. Они продолжали работать вместе, деля тяготы войны и власти на двоих, как и прежде – но дружбой это уже назвать было нельзя.

Нет, Симон не был наивным юношей, считающим, что былая привязанность сделает невозможными неприятные сюрпризы. За Александром присматривали, но никто так и не обнаружил никаких признаков заговора. Разве что иногда адмирал Иген позволял себе критику иных решений консула и его методов ведения войны, но этого для Симона было недостаточно, чтобы записать его в изменники. Да и не было, скорее всего, никакого заговора, Сандер действовал сам, на свой страх и риск. Теперь уже не проследишь, какими путями коды «Зевеса» попали в Федерацию, чтобы помочь Давине и её группе проникнуть на корабль. А может статься даже, что и тут Александр был ни при чём, а просто увидел удобную возможность и не смог устоять перед искушением.