Осенний бал (Унт) - страница 22

для кого наступил долгожданный радостный день, когда он остался дома один, когда отец с матерью куда-то уехали, на кладбище, или с коровой к быку, или на мельницу, или к роженице. Как только захлопнулась входная дверь, он потихоньку прокрался из дома на дорогу под горкой и убедился, что телега скрылась за лесом. Со всех ног он бросился домой, достал пробирку и до половины наполнил ее серой, которую наскреб со спичечных головок. Потом облил серу одеколоном, поставил пробирку стоймя на стол и бросил туда горящую спичку, закрыв одной рукой лицо. Огненная стрела с шипеньем ударила в потолок, погасла, рассыпавшись черными хлопьями, которые медленно опустились на белую скатерть. И это был не единственный способ, которым Маттиас угрожал миру. Еще он пробовал сделать взрывчатое вещество, смешивая сахар и селитру, о таком рецепте он слышал от отца. Готовое вещество он дал своему единственному другу, который жил за три километра и время от времени его навещал. Друг взял свежеприготовленную взрывчатку и обещал что-нибудь дома пустить на воздух. Но через несколько лет этот анархист признался, что по дороге домой он попробовал ее на вкус, она показалась ему сладкой, и так он и съел все это взрывчатое вещество, которое изготовил в своем лесном захолустье Маттиас, тот самый,

который первый класс окончил с похвальной грамотой и который сейчас бросил окурок в урну и пошел в лабораторию.

Маттиас снял телефонную трубку, послушал далекие городские голоса, по ошибке попавшие в провода, чей-то разговор, общую музыку, потом набрал номер и стал считать звонки у Кристины в квартире. На всякий случай он решил учесть самое дальнее расстояние, которое ей надо идти до телефона: Кристина в ванной, два первых звонка ей не слышны из-за журчания воды, на третий она вылезает из ванны на каменный пол, на четвертый и пятый с трудом натягивает халат на мокрое тело, в спешке не сообразив, что все равно она в квартире одна, на шестой и седьмой идет, заправляя волосы, через комнату, на восьмой звонок берет мокрой рукой трубку. Но после десятого и одиннадцатого сигнала Маттиас сам положил трубку, и вдруг ему страшно стало за Кристину (гестапо настигло девушку рано утром прямо в постели, ее изнасиловали и увезли в черной машине, теперь ее пытают и надо немедленно предупредить других членов организации, потому что Кристина знает всех. Но Кристину нельзя пытать, Маттиас чуть не закричал прямо здесь же, в передней комнатушке лаборатории, в дрожащем свете неоновой лампы, в крохотной комнатушке, где на стене журчал увлажнитель воздуха: немедленно выдай всю организацию, до последнего члена, и меня в том числе, немедленно, сию минуту!). Оставалось сидеть сложа руки и ждать вечера (пока появится связной / пока связные не прибудут). Тогда станет известно все. Жива ли еще та девушка, которую Маттиас любил всего два месяца, сначала через объектив зеркальной камеры, когда он ее увидел в первый раз, как фотограф видит свою жертву, как ловец с сачком бабочку, причем сперва его больше всего очаровала в девушке гордая линия ее иссиня-черных волос и единственной его целью было уместить всю девушку в аппарат, схватить на целлулоид, сделать доступной для диапроектора, потому он и делал все крупным планом и ни разу не заглянул девушке в глаза, — где теперь Кристина? Где та, которую по-настоящему он открыл в красном свете темнушки, в старом мутном проявителе, та девушка, чье лицо ему пришлось согревать своим дыханьем, чтобы ускорить процесс проявления? Та, которую он увидел давно и подумал еще, что так должна выглядеть королева Елизавета, и нисколько не удивился, когда королеву назвали Кристиной. Через три дня, в солнечный день, когда талый снег хлюпал за дверями подъезда, они уже целовались на лестнице, не думая о том, нужно ли кому-нибудь то, что они делают, и каждый раз, когда ветер распахивал двери подъезда, свет ударял по ним, точно плетью. И в доме номер 14 между первым и вторым этажом они написали свои имена — мелко, шариковой ручкой. И они так шептались, будто Маттиасу предстояла долгая поездка (долгая торговая поездка за пушниной, и Кристина боялась, что девицы с мануфактуры вцепятся в Маттиаса и станут тянуть его в постель, при этом визжа тоненькими голосами. Маттиас со своей стороны поклялся, что такого не случится, и под страхом смерти запретил Кристине идти замуж за коммерсанта Хаузенберга), и, когда они обменялись взаимными клятвами, Кристина всем телом прижалась к Маттиасу, а Маттиас в свою очередь прижал ее крепко к грязной оштукатуренной стене, — где она теперь? Где та, чьи объятия Маттиасу вспомнились вдруг на улице, так что он задохнулся и прохожие с удивлением глядели на него — не стало ли ему плохо? Вот так, думая об исчезновении Кристины