А она сидела, уронив голову на руки, и словно окаменела вся, и вдруг поднялась, улыбнулась своей блаженной, детской улыбкой и с каким-то тихим вызовом произнесла: «А я еще себе дочку рожу!»
И на это мы даже не нашлись, что ответить. Да и что тут было отвечать?
А потом на очередной пробежке я спросила Гену: «Ты знаешь, что твой ребенок погиб?» И Гена поморщился. Он не любил, когда я про Лидину дочку говорила «твой ребенок». Он поморщился, но все же спросил: «Да? А что случилось?», — и когда я выложила ему все и во всех подробностях, заявил: «Что ж, для ребенка это был лучший выход!»
И мне вдруг страшно захотелось сказать ему что-то резкое в ответ, но я сдержалась и холодно спросила его: «Ты так думаешь?» — и мы продолжили свой бег.
— Если ты это сделаешь, я уйду, так и знай, — заявил муж, и у Гали не хватило сил ни возражать ему, ни уговаривать. Целый день ее тошнило, и к тому же нужно было успеть сделать прическу, накраситься, в общем, привести себя в полный порядок.
Галя всегда считала если не выдуманной, то изрядно преувеличенной проблему «смейся, паяц», особо муссируемую в классических операх, — тебе грустно, горько, а ты шут, ты должен веселить людей, и это только усугубляет горечь. Она не сомневалась, что все обстоит как раз наоборот, и, когда на нее накатывало отчаяние, специально даже искала возможность подработать тамадой. Сегодня ей предстояло смеяться и шутить целый вечер, и она надеялась спастись от мрачных мыслей и плохого самочувствия.
Она прибыла к ЗАГСу ровно к двум, когда церемония закончилась, и гости заняли места в автобусе. Свадьба справлялась в пригородном ресторане, и заказной автобус повез всех туда. По приезде Галя тут же взяла бразды правления в свои руки и направила молодых к родителям, возопя трубным голосом:
— Хлебом, солью испокон веков молодых родители встречают, добрым словом в путь их провожают, и наказ родителей таков…
Дальше мать жениха произносила традиционное:
— Милые дети! Примите дар земли нашей. Пусть жизнь ваша будет такой же щедрой, богатой и красивой, как земля, родившая этот хлеб!
Потом молодые пили шампанское, били бокалы, и матери рушником перевязывали им руки и переводили через порог. Главное было побыстрей усадить всех за стол.
После первой рюмки дело пошло веселее. Галя ловила восхищенные взгляды и как бы со стороны любовалась легкостью и грациозностью своей походки, изяществом жестов, красотой блестящего, оттеняющего смуглость кожи, сарафана. Только здесь, на свадьбе, она по-настоящему чувствовала себя женщиной, и не просто женщиной, а повелительницей, царицей. Казалось, достаточно одного ее взгляда, поворота головы, и гости выполнят любую ее причуду, любой каприз.