Итак, я поняла, что мой Олег не на шутку влюбился, и тогда у меня и родилось:
Не бойся. Сердце бьется ровно.
Так ровно бьется, что хоть плачь,
И для меня теперь ты ровня —
Учитель, музыкант, скрипач!
Почему я назвала Олега не гитаристом, а скрипачом, было загадкой и для меня самой, но Олег сразу же понял, что эти стихи посвящены ему, хотя ни они, ни последующие мои произведения так и не тронули его. И лишь когда я чуть ли не впрямую написала: «Зачем нам праведная ночь, всей тьмой пронесшаяся мимо?», Олег пригласил меня к себе. Нет, он ничего не обещал мне, и я ни о чем его не просила. Мы оба знали, что наши встречи долго не продлятся, что это, по существу, не встреча, а прощание.
И все же, когда мои губы сливались с его губами, когда наши тела бились в яростной любовной схватке, когда, счастливые и опустошенные, мы лежали, прильнув друг к другу, болтая о пустяках, хотелось верить, что так будет всегда.
А потом Олег переехал жить в Феодосию, и мы с ним где-то с полгода переписывались, но вдруг он снова появился в наших краях и тут же позвонил мне с просьбой повести его к подруге.
Мы отправились к ней, и там, у нее в гостях, он вручил ей шоколадку и пластинку.
Если бы только шоколадку или только пластинку, мне, может быть, и не было бы так больно. Не мог же он, в конце концов, прийти к ней с пустыми руками! Но он ей вручил и шоколадку, и пластинку, прямо на моих глазах вручил, а мне, бывшей своей возлюбленной, даже цветочка не преподнес.
Потом он еще писал мне из своей Феодосии, но я уже не отвечала ему.
Потом он женился, вернулся в наш город и уже с женой пришел к подруге. И та подружилась с его женой, но Олег неожиданно быстро развелся и спросил мою подругу: «Ну, я думаю, на наших отношениях это никак не отразится?», и она усмехнулась: «Вы так думаете?»
И Олег исчез с нашего горизонта, и появился год спустя в зале, где шли наши занятия.
Почему он зашел в этот зал? Почему я посвятила и преподнесла другому стихотворение, когда-то посвященное ему?
Я и сама ровным счетом ничего не понимаю, как, очевидно, не понимал и Олег того, что творится с ним.
Я до сих пор вижу перед собой его тоскливые, пронзительно светлые глаза.
Он стоял и смотрел, как я прохожу между рядами, как подхожу к нашему лектору, как протягиваю ему листок в клеточку, как тот холодно кивает мне и прячет его в портфель.
А потом Олег, уже издали, уже не подходя ко мне, помахал мне рукой на прощание.
Вот и все.
Надо сказать, стихи я писала только в пору короткой влюбленности, и, если бы не приснившаяся мне строфа, никогда бы, наверное, к ним не вернулась. Но теперь я, как начала писать, так уже не останавливалась, и через несколько лет даже моя подруга признала, что я превзошла ее, и склонила предо мной свою гордую голову.