— Что у тебя? — спросил он.
— Лимфома, — вздохнула она и, наткнувшись на его недоуменный взгляд, уточнила, — рак лимфоузлов.
— А выглядишь ты вполне. Вот никогда бы не подумал! — воскликнул он. — Небось, мужики с ума по тебе сходили?
— Скажешь тоже! — усмехнулась она.
Мужчины никогда не сходили по ней с ума. Слишком очевидным для них становилось, что никакая она не женщина. Ну пойти с ней в лес, на речку, а дальше что?
А она старательно избегала приглашать их домой. Дома ей было скучно, тесно, и она предпочитала укладывать ухажера рядом с собой где-нибудь в гидропарке или в лесу и даже ни в какие любовные отношения с ним не вступать, ведь, не ровен час, в самый неподходящий момент кто-нибудь мог нарваться на них, и потому они ограничивались полунамеками, полувзглядами, полуласками и вначале это очень даже распаляло и возбуждало их, а потом, так и не добившись своего, ухажеры уходили.
«Но я же знаю, кто я! — оправдывала себя Валя. — А свиньям чаще, чем раз в году, это не требуется». Валя и подруг тщательно подбирала по принципу малой заинтересованности в мужчинах, и чаще всего подругами ее были женщины замужние, обремененные детьми и прочими семейными заботами, которых секс, как таковой, или совсем не интересовал или давно уже перестал интересовать и для которых выход с Валей на речку или в лес был побегом из безрадостной и унылой действительности.
«Какая ты молодчина, что так себя ни с кем и не связала!» — восхищались они, целуя ее на прощанье и спеша по своим семейным делам.
Валя не понимала, молодчина она или нет, просто где-то в глубине души всегда знала, что ей суждена короткая жизнь, потому, верно, и стремилась ничем себя не обременять и жить беззаботно и счастливо. Свиньи, наверное, тоже предчувствуют свою гибель, но предпочитают не задумываться, а жить сегодняшним днем. Валя однажды прочла у Ахматовой: «И знала я, что расплачусь сторицей в тюрьме, в могиле, в сумасшедшем доме, везде, где просыпаться надлежит таким, как я…», — и у нее перехватило дыхание. «Это про меня», — поняла она. Потому внезапно нагрянувшая болезнь не показалась ей чем-то несправедливым. «И знала я, что расплачусь сторицей в тюрьме, в могиле, в сумасшедшем доме…» — твердила она про себя. А все-таки жить ей хотелось, ох как хотелось!
— Врачи говорят, что спасти меня может только чудо! — взглянула она на свинореза.
— Чудо? — задумался он, и глаза их встретились, и она вздрогнула от его взгляда.
— Мне кажется, я мог бы спасти тебя, — улыбнулся он. — Есть ведь во мне что-то, а?
— Есть, — прошептала она, почти теряя сознание.