Собственно, я и писал стихи, и бомбил ими редакции только для того, чтоб понравиться Соне. Когда я видел ее обращенные внутрь глаза, ее бледное с черной родинкой над губой лицо, ее рыжие кудри, она казалась мне такой беззащитной и в то же время такой неприступной! Что-то чудесное, что-то необыкновенное пленяло меня в ней.
Если я одалживал у нее небольшую сумму денег, она легко расставалась с ней и прибавляла «только с условием — без возврата!» И действительно, никогда не требовала возврата ни денег своих, ни книг.
А какие розыгрыши она нам устраивала, какие игры придумывала! В ней жило постоянное ощущение праздника и, наверное, из-за ее стремительной, летящей походки и ее любимых с рукавами-крылышками платьиц, она напоминала мне стрекозу.
И был день, который я до сих пор не могу вытравить из памяти. Мы вчетвером, то есть я с Соней и Кира с Веней, поехали на озеро и с двух противоположных берегов нагишом поплыли друг другу навстречу. Не помню, кто из нас придумал эту игру, но, когда я увидел Сонино странно увеличенное, светящееся в воде тело, у меня перехватило дыхание. На мгновение наши руки встретились, но, обдав меня вихрем яростных брызг, Соня ушла под воду и вынырнула уже у другого берега.
А потом, когда мы гуляли по лесу, я обнял ее за плечи, но и в осанке ее, и в походке почувствовал такую затаенную звериную настороженность, что притянуть ее к себе так и не решился.
— Соня, — отстранился я от нее, и рука моя скользнула вдоль ее плеча, — Соня… — и вдруг выпалил:
— А мне на несколько дней дали «Архипелаг ГУЛАГ». Я и тебе дам почитать. Ты только никому не рассказывай!
Соня уставилась на меня потемневшими безумными глазами и бросилась бежать, не разбирая дороги, прямо через лес.
«Боже! — я буквально стонал и скрипел зубами от отчаяния. — Она, как пить дать, ждала от меня объяснений, признаний, а я, как последний дурак, заговорил о Солженицыне».
С той поры Соня упорно избегала оставаться со мной наедине, и даже взгляда ее огромных, не отражающих солнечного света карих глаз я не мог поймать, как ни пытался. В лучшем случае этот взгляд, не задерживаясь на мне ни на секунду, равнодушно скользил мимо. Вскоре Кира с Веней пригласили нас на свадьбу, и, не посоветовавшись со мной, Соня притащила им в подарок мою «Красную гору». Веню от такого подарка аж перекосило. Он наверняка расценил это как провокацию, а Кира завопила: «Веня, да ведь это Красная гора, твоя Красная гора! Мы повесим ее на самом видном месте!»
А в это время наша империя развалилась, «ведь и мы внесли свою лепту в общее дело, — ликовала Соня, — и мы», и на внеочередном съезде литературных террористов заявила, что времена террора прошли и нам надо организовать профсоюз независимых литераторов.