Слова иссякли. И, хоть я очень сжато рассказал свою историю, мое сердце сжалось от осознания, сколько же я имел и сколько потерял. Я хотел сказать, что мы были счастливы, но никак не мог произнести это в прошедшем времени.
— Сочувствую твоей утрате.
Обычные слова прозвучали у него очень искренне. Это застало меня врасплох.
— Откуда ты…
— Откуда я знаю? — он недоверчиво хмыкнул. — Ох, Фитц. А зачем же я оставил тебя? Чтобы у тебя появилась жизнь как можно ближе к той, которую я всегда видел после своей смерти. Во многих вариантах будущего, после моей смерти, я видел, как ты неустанно ухаживаешь за Молли, возвращаешь ее, и, наконец, получаешь долю счастья и благоденствия, которая всегда ускользала от тебя, пока я был рядом. В большинстве вариантов будущего я видел, что она умрет, и ты останешься один. И все же это не отменяет того, что было, и это — лучшее, что я мог пожелать для вас. Годы с твоей Молли. Она так любила тебя.
Он снова принялся за еду. Я сидел неподвижно. В горле застрял плотный комок, и я чуть не задохнулся от боли. Даже вздохнуть стоило немалых усилий. Пусть слепой, но, думаю, он понимал мое страдание. Он ел медленно и долго, будто растягивая еду и тишину, в которой я так нуждался. Последним кусочком хлеба он тщательно протер тарелку. Доев, он вытер пальцы о салфетку и потянулся за вином. Подняв бокал, он потягивал вино, и на лице его читалось блаженство.
— Я очень смутно помню вчерашний день, — поставив бокал, произнес он спокойно.
Я молчал.
— Думаю, я шел почти всю предыдущую ночь. Я помню снег, и помню, что не должен был останавливаться, пока не найду какого-нибудь пристанища. У меня была хорошая палка, а когда человек слеп и хромает, это помогает больше, чем кажется со стороны. Мне до сих пор трудно ходить без палки. Я знал, что я на дороге к Приречным дубам. Теперь я припоминаю. Мимо меня проехала телега, возница ругался и кричал, чтобы я ушел с дороги. Я отошел. Потом отыскал следы его телеги на снегу, и подумал, что если пойду по ним, они приведут меня к какому-нибудь крову. И я пошел. Мои ноги совсем онемели, боль почти пропала, но я стал часто падать. Думаю, в Приречные дубы я пришел ближе к ночи. На меня залаяла собака, кто-то прикрикнул на нее. Следы телеги привели к конюшне. Я не мог попасть внутрь, но рядом была куча соломы и навоза, — он на мгновение сжал губы, а затем криво усмехнулся: — теперь я знаю, что солома и навоз — это тепло.
Я кивнул, а затем вспомнил, что он не может видеть меня.
— Так и есть, — вслух признал я.
— Я немного поспал, и проснулся, когда город вокруг начал пробуждаться. Я услышал пение девушки и узнал одну и самых старых песенок Зимнего праздника, еще с тех времен, когда я жил в Баккипе. И поэтому понял, что будет хороший день для того, чтобы просить милостыню. Праздники смягчают сердца некоторых людей. Я думал заработать немного денег, найти еды, а потом, если получится, узнать у кого-нибудь дорогу в Ивовый лес.