Девушка на снимке была младше самой Лили! Она осторожно погладила милое, улыбчивое и бесконечно трогательное лицо.
– Красивая? – спросил Говоров.
– Очень, – кивнула Лиля. – Ты так сильно любил ее…
– Доченька, – вздохнул Михаил Иванович, – я и сейчас ее люблю.
– Ну тогда как же ты позволил ей работать у нас в доме прислугой?! – возмутилась Лиля.
Говоров не находил слов, чтобы все объяснить. Да и как можно было это объяснить?
Он нервно заходил по кабинету и заговорил рублеными фразами:
– Ну тогда-то казалось это единственно правильным! А она хотела быть рядом с тобой. Неважно, как, где. Вот просто – быть рядом с тобой!
– Ну почему вы мне раньше ни о чем не рассказали?! – никак не могла понять Лиля.
– Берегли тебя! – сокрушенно вздохнул отец. – Все думали – вот повзрослеешь, и тогда… Эх, да и сейчас это понять трудно.
– Как вспомню, сколько я ей всего наговорила… – чуть не плача, прошептала Лиля, снова уставившись на снимок.
– Доченька, я виноват! – Говоров тяжело опустился на диван рядом с ней. – Надо было забрать тебя, Таську, уехать куда-нибудь… у нас была бы семья. У нас бы все было…
– А как же мама? – возмутилась Лиля и тут же поправилась смущенно: – Маргарита… А Котя? Как же они?
– Ох, ох, дочка, – тяжело прохрипел Говоров. – Если бы в этой жизни было только белое и черное! Жизнь – как радуга, и ты это поймешь. Перед Маргаритой я виноват. Я за это и расплачиваюсь.
Лиля смотрела на него так, словно никогда в жизни не видела. Впервые этот взрослый, даже старый, с ее точки зрения, человек, умный, мудрый, надежный, предстал перед ней совсем другим. Смущенным, мятущимся, страдающим, измученным долгими годами жизни, которую он прожил не так, как хотел, как мечтал… Потрясением для нее было осознать, что не только у нее может болеть от любви сердце – болеть так, что иногда жить не хочется! Но она могла выплакать свои боли и обиды, пожаловаться на них – а отцу приходилось все скрывать от других, стыдиться своей муки… То дерево, могучее и крепкое, к которому Лиля всегда могла прильнуть, обвиться вокруг него, опереться, как слабый побег опирается на сильный ствол, – это дерево вдруг предстало перед ней раненым, подточенным неизбывной болью, нуждающимся в сочувствии ничуть не меньше, чем она сама.
Может быть, даже больше, потому что – старше, а значит – мучение длится дольше…
– Папочка, – прошептала она, прижимаясь к нему и чуть не плача от жалости, – ты несчастлив?
Он промолчал, только прильнул щекой к ее склоненной голове.
В его вздохе был ответ, такой красноречивый, что Лиля тихонько заплакала. Ей было обидно, что отец не воскликнул: «Как я мог быть несчастлив, если у меня есть ты?!» Но такая обида была детской, эгоистичной, и Лиля впервые поняла это. Жизнь – как радуга, сказал отец… счастье человека состоит из многих слагаемых, и любовь к детям – только одно из них. Мужчине – а ее отец настоящий мужчина! – для счастья нужна любовь к женщине: счастливая, взаимная любовь. Вот ведь и ей, Лиле, нужна любовь мужчины. Всякой женщине она нужна!