Эти слова звучали обвиняюще, и Лиля вдруг испугалась своей резкости.
Маргарита стояла неподвижно, глядя остекленевшими глазами. На миг Лиле показалось, будто она так пьяна, что не понимает, о чем идет речь.
А что, если она станет все отрицать?
Но Маргарита вдруг повернулась, достала бутылку, бокал и, больше не таясь, угрюмо села за стол.
И этот жест был настолько откровенным и даже вызывающим, что Лиля поняла: Маргарита не будет ничего отрицать. Даже не собирается!
Маргарита наполнила рюмку, выпила одним глотком – привычным, ловким! – снова налила коньяк…
– Она правду сказала, – проговорила ровно, безжизненно. – Письмо я нашла. И порвала!
Злая гордость, прорвавшаяся в этих словах, вдруг сменилась слезами:
– Потому что ты мой ребенок! И я тебя воспитывала! Люблю как родную. А ее не-на-ви-жу!
Она сморщилась от ненависти, и прекрасные черты, искаженные этой ненавистью, вдруг стали почти страшными:
– Залезла в постель к моему мужу… родила… а я должна была воспитывать ее нагулыша?!
Казалось, при этом слове Маргариту вырвет от отвращения! Она снова зашлась тяжелыми рыданиями…
– Нагулыша?! – воскликнула потрясенная Лиля. – Мама… Ты меня что, тоже ненавидишь?!
Маргарита смотрела на нее, трезвея на глазах. Вскочила, обняла:
– Ты меня прости! Я не ведаю, что говорю! – начала целовать. – Родная моя! Я так хотела видеть тебя женщиной до кончиков ногтей! – Умиленно чмокнула пальцы Лили: – Пальчики мои!
Вдруг отстранилась, и Лиля увидела, как нежное, материнское выражение глаз сменяется ледяным, чужим:
– А воспитала кухаркину дочь.
– Мама, – не веря ушам, простонала Лиля, – ну зачем ты…
Маргарита отошла к окну, сгорбилась по-старушечьи, прохрипела, и в хрипе этом звучало почти отвращение:
– Ты – самое мое большое разочарование. Моя дочь никогда бы так не поступила!
– Мама! – возмущенно, с горечью закричала Лиля. – Но я и есть твоя дочь!
– Общежитие? – Маргарита обернулась, смерила ее презрительным взглядом. – Муж – из поселка Ленино? Ну… это уровень кухарки! Твоей настоящей матери! Ну, иди! Иди к ней! Пусть научит тебя борщи варить, пельмени стряпать!
Толкнула Лилю изо всех сил, но та вывернулась из-под ее руки, снова взмолилась:
– Мама, ну зачем ты так?!
– Иди, иди! – уже почти не владея собой, выкрикнула Маргарита. – А еще пусть научит тебя мужиков ублажать. Твой отец до сих пор по ней сохнет. И Шульгин теперь – даже не знает, чем еще одарить. Все пылинки с нее сдувает!
– Как бы то ни было, – бросила Лиля, не снеся обиды, – теперь у меня есть и другая мама!
– Дру-гая? – раздельно, тихо повторила Маргарита – и вдруг закричала во весь голос, почти завыла: – Уходи! Я на первый-второй не рассчитываюсь!