Ну повесили. А где стихи о нем? Да где и песни не о нем, а вообще о нынешней жизни? Сейчас задушены всякие русские песни, а особенно советские. Они прорываются к народу только в дни праздников, когда надо же что-то петь, а ничего современного нет — в мертвом царстве песни не родятся, и тогда поют все советское, начиная чуть ли не со столетней «Катюши».. «Страна мечтателей, страна героев», как пелось в одной из советский песен, сейчас с помощью оружия массового одурения и таких его диверсионных программ, как «Пусть говорят», «Судьба человека», «Наедине со всеми», «Прямой эфир», превращена в страну сплетников и зубоскалов, копошащихся в чужом белье.
А после герба и флага пошло-поехало… Есть люди, которые всегда и во всем считают правыми себя, и если видят, что другие думают и живут иначе, то они уверены, что это притворство по причинам корысти, страха или чего-то еще. Эти люди просто не могут представить себе иного склада ума, характера, взглядов, чем у них. Если бы представляли, то не могли бы считать себя адептами демократии и свободы, а они считают. Таким был, например, Солженицын, таков и Путин. Неслучайно, что он за пять лет до срока издал Указ о всенародном торжестве по случаю столетнего юбилея писателя и ставит ему памятники. Во Владивостоке — уже стоит, потом поставят в Ростове-на-Дону, в Москве, последний будет в Калининграде — он же где-то там недалеко служил в своей батарее без пушек. Полная солженизация страны!
Вот спутники Путина по его просьбе приволокли из Америки прах генерала Деникина, члены правительства на свои дармовые поставили памятник Столыпину. Да почитал бы Путин хотя бы письма Толстого тому самому Столыпину. Писатель предупреждал: сударь, вас могут убить! И ведь сбылось… Но не нужен ему Толстой, он 65 лет без него прожил. Этих Толстых в русской литературе три, да еще два из них Алексеи, а два Николаевичи. Попробуй разберись. И что, президент обязан их всех знать? Нет этого в шахраевской конституции. Ему достаточно иметь одного преданного Толстого в Думе — Петра, да еще одного советником — Владимира. И хватит. Их великий однофамилец в трагические для России дни выступил со статьей «Не могу молчать», где писал:
«“Семь смертных приговоров: два в Петербурге, один в Москве, два в Пензе, два в Риге. Четыре казни: две в Херсоне, одна в Вильне, одна в Одессе”. И это в каждой газете. И это продолжается не неделю, не месяц, не год, а годы. И происходит это в России, в той России, в которой народ считает всякого преступника несчастным и в которой до самого последнего времени по закону не было смертной казни. Помню, как гордился я этим когда-то перед европейцами, и вот второй, третий год неперестающие казни, казни, казни… Беру нынешнюю газету. Нынче, 9 мая, что-то ужасное. В газете стоят короткие слова: “Сегодня в Херсоне на Стрельбицком поле казнены через повешение двадцать крестьян за разбойное нападение на усадьбу землевладельца в Елисаветградском уезде”. Двенадцать человек из тех самых людей, трудами которых мы живем, тех самых, которых мы всеми силами развращали и развращаем, начиная от яда водки и до той ужасной лжи веры, в которую мы не верим, но которую стараемся всеми силами внушить им, — двенадцать таких людей задушены веревками теми самыми людьми, которых они кормят, и одевают, и обстраивают и которые развращали и развращают их. Двенадцать мужей, отцов, сыновей…»