— Да… — откликнулся барон.
В кабинете появился лакей с письмом в руках.
— Почта, барин…
— Давай сюда!
Сейчас любое письмо оказалось бы кстати: если это Соня сообщает о возвращении, то Тальзит сам отвезёт в столицу её дочерей, если Апраксина отписалась с дороги — ещё лучше, он хоть успокоит свою совесть. Александр Николаевич взял конверт и сразу же понял, что почерк ему незнаком. Неизвестный автор писал необыкновенно изящно, а его заглавные буквы и красивые росчерки могли служить образцом каллиграфии.
«Кто бы это мог быть?» — удивился Тальзит.
Он сломал печать и развернул листы. Память его не подвела: с автором письма он знаком не был. Фрейлина императорского двора Агата Андреевна Орлова сообщала барону то, что он уже знал сам: владелец сельца Афанасьева Лаврентий Островский — насильник и убийца. О мачехе преступника фрейлина написала, что Илария слывёт женщиной «не в своём уме» и существуют большие подозрения, что сия дама находится в интимной связи с пасынком и не просто участвует в насилии над жертвами, но, возможно, играет в этом преступном деянии первую скрипку.
Орлова выражала надежду, что сообщённые ею сведения помогут предотвратить злодеяния во вверенном барону Тальзиту уезде. В качестве доказательства своих слов дама приложила письмо из Курляндии. Барон прочитал и его.
Эти бы сведения — да на две недели раньше, тогда бы Тальзит действовал по-другому. Островский не ушел бы у него из-под носа, да и Илария осталась бы в живых. Какая польза для дела, что уцелела служанка? Конечно, Анфиса рассказала всю подноготную о преступниках, и Тальзит теперь знал то, что ещё оставалось загадкой для курляндской полиции — как погибали юные жертвы. Выслуживаясь перед уездным начальством, мещанка Чулкова в подробностях рассказала о роли покойной Иларии в преступлениях: Островская заманивала жертвы, обещая им хорошую работу в богатом доме, а похитив, собственноручно истязала бедняжек и потом отправляла их на тот свет, дав смертельную дозу настойки опия.
— Я ведь кто? Я — женщина подневольная, — шмыгая носом, причитала Анфиса, — нищая вдова, у меня ни крыши над головой, ни куска хлеба. Я бы давно уже ушла от таких хозяев, да барыня мой паспорт отняла, а потом и припугнула, что, если сболтну кому хоть слово, она и меня на тот свет отправит.
— Да, ладно, — не поверил таким россказням уездный исправник. — Какое она имела право? Ты ведь не крепостная.
— Ой, не скажите, ваше благородие! Покойная барыня, если честно сказать, не в себе была. Так что ей — без разницы, есть ли у неё право. Она, если б осерчала, вмиг бы меня за остальными спровадила.