Нового генерал-губернатора недавно прислали из столицы на смену предыдущему, ушедшему на войну во главе ополчения. Слухи о назначенце ходили не слишком лестные: поговаривали о чванстве и высокомерии. Так что исправник понял всё как надо.
— Не беспокойтесь, Александр Николаевич, — пообещал он. — Напишу бумагу и принесу вам одним глазком глянуть.
Обещание своё исправник сдержал и на следующий день принёс барону рапорт. Всё было описано так, как и договаривались: злодеяния Островских излагались во всех подробностях, а причиной своевременного приезда предводителя дворянства в Афанасьево стал донос. Исправник не расшифровывал, кто оказался доносчиком, в крайнем случае (если начнут спрашивать) капитан с чистым сердцем отправит любопытных с вопросами к самому Тальзиту.
— Прекрасно! — согласился барон. — Отправляйте…
Исправник пошёл было к выходу, но на полдороге замер и повернулся к начальству, как будто собираясь что-то сказать. Однако промолчал.
— Что такое? — подбодрил его Тальзит.
— Тут ведь вот что… Чулкова-то знает, что княжна в Афанасьево приезжала. Вдруг где-нибудь ляпнет?
Да, об этом Александр Николаевич как-то подзабыл. Но допустить, чтобы в уезде мыли кости его крестнице, барон тоже не мог. Хотя чего он испугался? По большому счету эту Чулкову наказывать было не за что. Она, как сама сказала, являлась существом подневольным. Безумная хозяйка угрожала Анфисе смертью… Как служанка могла ослушаться?
— А что у нас есть на эту Чулкову? Какое обвинение мы можем ей предъявить? — поинтересовался барон.
— Что не донесла… — сообщил исправник.
— Боялась! В конце концов, Анфиса имела дело с убийцами и не сомневалась, что её так же зароют в саду, как и бедных девушек.
— Так что же выпустить ее? — с надеждой спросил исправник. — Она всё ноет, просится на свободу, говорит, домой в Курляндию вернётся. Там у неё какая-никакая, а родня, да и мужнина могилка опять же… Если честно, осточертела мне эта уродина.
— У неё ведь вроде паспорт сгорел?
— Так у неё всё сгорело! Из Афанасьева её на телеге, завернутую в одеяло, привезли. Платье и башмаки моя жена уже в участок из милости принесла.
— Тогда давайте сделаем так, — предложил барон. — Выписывайте Чулковой прогон в Курляндию, я дам денег, а уж ваша почтенная супруга пусть сделает божескую милость — купит этой женщине вещи в дорогу.
Тальзит открыл ящик стола и достал четыре ассигнации по десять рублей.
— Мне кажется, что этого должно хватить и на вещи, и на жизнь, и на прогоны до Курляндии.
Исправник уверил начальника, что такой суммы за глаза хватит и, повеселев, отбыл из Троицкого. Барон спросил себя: можно ли считать, что мерзкое дело закончено? Впервые с начала ужасной драмы Тальзит смог сказать себе: «Да».