— Ладно, — сказал Филип. — Раф у нас тоже любитель таинственности. Но мне пора к гостям.
— Пытаешься затащить какую-нибудь пташку в постель? — усмехнулся Раф.
Адам остолбенел. Ведь Раф не мог видеть Филипа в компании рыжеволосой красотки.
— Нет, конечно! Я не пытаюсь. Я достигаю цели сразу. — Филип собрался уйти, но остановился и в упор посмотрел на Адама: — Все не так плохо.
И он ушел. Лишь через мгновение Адам понял, что Филип имел в виду его лицо.
Он перевел взгляд на Рафа. Которого, само собой, не удивили перемены в его внешности. Раф потерял зрение еще до аварии.
Белль как-то обронила, что Адаму повезло сохранить зрение после такой страшной аварии. Раф ослеп, но, по крайней мере, сохранил лицо. Тем не менее Адаму показалось, что к своей внешности Раф теперь был безразличен. И не из-за слепоты. Причина скрывалась гораздо глубже.
— Я рад, что ты приехал, Адам, — сказал он. — А то как бы я узнал, что ты изменился?
Слова друга оказались настолько созвучны его мыслям, что Адам рассмеялся.
— А мне вот сообщили, что я стал чудовищем не из-за шрамов.
— Да-да, — шепнула Белль.
Адама почему-то это задело. Значит, она продолжала видеть в нем монстра.
— Ладно, возвращайся к своим размышлениям, — произнес Адам. — Филип сказал бы: «Женщины это любят». — Он взял Белль под локоть и повел обратно к танцполу.
— Готова к следующему танцу?
Не ответив, она придвинулась к нему.
— Раф слепой? — спросила она.
И правда, непосвященные могли и не заметить. Только не Адам, который давным-давно знал Рафа и видел, как менялись его характер и поведение.
— Да, но не с рождения. Лет пять-шесть назад что-то произошло, и Раф получил черепно-мозговую травму, подробности до сих пор неизвестны. Я считаю себя закрытым человеком, но до Рафа мне далеко.
— А Филип, значит, душа компании?
Адам фыркнул:
— У Филипа наиболее проработанный образ. Из нас он вообще самый скрытный!
— А почему ты отгородился от друзей? На вид они отличные ребята.
— Чтобы остаться наедине со своим горем, — признался он. — И чтобы никто не пытался вернуть меня к жизни. Я хотел жить в своем горе вечно. Мои жена и сын умерли — это был сильнейший удар судьбы, который до сих пор ранит мое сердце. В такие моменты я не хочу никого видеть. Не хочу слышать, что все будет хорошо. Разве это возможно? Я хотел навсегда остаться во мраке и безнадежности, чтобы ощущать чудовищность их потери.
Белль помолчала.
— Понимаю, — коротко сказала она.
— Так ты считаешь меня чудовищем и внутри, и снаружи? — спросил он, непонятно зачем подняв эту тему.
— Внутри точно, — ответила она. — Думаю, ты должен знать, что я начала к тебе привязываться. — Ее щеки порозовели. — По мне уже заметно, что я считаю тебя неотразимым…