Белль чуть не рассмеялась.
— Да. Он украл мое сердце.
На это у отца не нашлось удовлетворительного ответа. Да почему это мужчины вечно пытаются решить за нее, что она должна чувствовать? Чувства у нее, видите ли, неправильные и нелогичные! Все, с нее хватит.
Белль набрала полную грудь морского воздуха, пытаясь хоть как-то освежиться. Удивительно, что может сотворить разбитое сердце. Все кажется тяжелее. Даже воздух.
Она опустила взгляд на левую руку, на кольцо, которое должна была снять, но до сих пор не сняла. Она лениво повертела его на пальце, снова уставившись на океан.
Адам… Ах, Адам…
— Белль.
Тихие слова отца, принесенные ветром, заставили ее обернуться. Он стоял, опираясь на ограду. А позади него, залитый солнцем, стоял высокий, сановитый незнакомец.
Белль покосилась на кольцо, подозревая, что это оно вызвало Адама сюда. Видимо, от отчаяния у нее разыгралось воображение.
— Я бы с радостью его вышвырнул, — произнес отец. — Но у меня и в лучшие времена не хватило бы сил справиться с таким бугаем.
— Не надо никого вышвыривать, — в полуобмороке пробормотала Белль.
Адам молча отошел от ее отца и спустился по лестнице к пляжу. Остановившись, он скинул ботинки рядом с ее обувью. Отец покачал головой и побрел к дому, оставив их с Адамом наедине.
— Неужели ты приехал, — прошептала она дрожащим голосом.
— Мне больше некуда приезжать, — просто ответил он, приближаясь к ней. — Я могу и дальше жить во тьме, но… Теперь я этого не хочу. — Держа руки в карманах, он пристально смотрел на океан.
— Зачем ты сюда явился, Адам? В очередной раз сообщить мне, что я не стою твоей жены? Ты хочешь снова взять меня в плен, при этом не испытывая ко мне чувств?
Он посмотрел на нее бешеным взглядом.
— Конечно нет.
— Тогда можно было обойтись без такого драматизма. Ты что, не видишь, в каком я смятении? Я держусь из последних сил, заставляю себя дышать, и тут ты! Возник передо мной, как какое-то привидение, я даже до конца не верю, что ты настоящий! А ты даже не удосужился объяснить, зачем приехал. Наверняка…
Адам прервал ее, заключив в свои объятия и впиваясь в ее губы. Поцелуй был нетерпеливым, диким — и Белль растворилась в нем. Потому что он высвобождал ее собственную дикость. Темную часть ее души, до которой смог добраться только Адам.
— Я люблю тебя, — сказал он. — Теперь тебе ясно?
— Да, — ошеломленно ответила она. — Но ты же говорил…
— Ты угадала меня на сто процентов. Я врал. Врал нам обоим. Я произнес ужасные, ядовитые слова, чтобы ты уехала, потому что я струсил. Я решил, что лучше самому разбить себе сердце. Ты бы все равно поняла, что я не тот, кого ты любишь. Я просто чудовище, которое держало тебя под замком.