— Разве есть варианты?
Они направились по мосту в глубоком молчании. Сияние клинописи подсвечивает всех синеватым, и кажется, что они тоже часть этого подземного мира, который некогда принадлежал темным эльфам. Если верить тем надписям, он все еще принадлежит, но темным остроухим пришлось уйти куда-то глубже.
Спрятаться.
Ворга терзали сомнения и вопросы, хотелось понять, что могло вынудить таких существ отступить и искать укрытия. Он мало знал об эльфах, и его знакомство с ними ограничивалось серокожей красавицей с желтыми глазами, рыжим эльфом и несколькими другими представителями их рода. И для себя он давно уяснил — остроухие слишком чопорны, слишком честолюбивы и властны, чтобы отказаться, от того, что принадлежит им. Но это подземелье оставлено и заполнено мертвяками. И вытеснила темных эльфов сила, с которой не может бороться никто в этом мире. Что-то, чему подвластны все.
Эти размышления вновь привели к красноватому туману в голове, но Лотер уперся в него, словно тот каменная стена.
Зарычав, он тряхнул головой. Ворги напряглись и бросили на него опасливые взгляды, мол, где опасность, куда нападать.
— В порядке всё, — проговорил полузверь глухо.
Ворги немного расслабились, но стали оглядываться на вожака чаще.
Вельда все больше нервничала, оглядывалась, рычала по делу и без. Полузверь поглядывал на нее с опаской. Если воржиха вновь проголодалась, сдерживать ее бешенство будет непросто, особенно с учетом того, что из съедобного здесь только он и Фалк.
— Ты как вообще? — спросил он с суровым участием.
Она бросила на него какой-то испуганный взгляд, но тут же взяла себя в руки. Смоляные волосы красиво колыхнулись, а кожаная жилетка на груди натянулась.
— Лучше, чем когда-либо, — отозвалась она слишком уверенно.
— А зыркаешь тогда чего? — продолжил полузверь. — Вон, как глаза щурятся.
Ему самому не нравилось всё, во что они влипли, не нравилось это сырое и мрачное подземелье, хотя ворги к погодным условиям устойчивы, не нравилась зловещая темнота под мостом, холод, который норовит пробраться в самую душу. Но больше всего раздражала неопределенность. Полузвери всегда принадлежали к тем расам, которые хоть и умеют изворачиваться, но предпочитают биться с врагом, которого видно, который нападает, обнажая клыки, и которому можно вспороть брюхо.
Теперь же его преследует стойкое чувство, будто он слепой котенок во тьме, которого манят запахом молока, а он вынужден за ним следовать. К тому же туман в голове стал раздражать так, что хотелось выместить на ком-нибудь злобу.
— Я не зыркаю, — сказала воржиха как-то напряженно и вырывая его из мрачных дум. — Я слежу за обстановкой.