— Давайте по порядку, при чем тут мой перстень к вашей проблеме? — решил я разобраться, умозаключения вещь хорошая, но все таки нужно понимать, что и как.
— Перстень. На нем — колба. Вы — алхимик, — рубленными фразами, начал получать я пояснения. — Алхимик — это целитель. Это именно тот, кто нам нужен. Пожалуйста, умоляю, помогите нам. Мы заплатим, заплатим, чем скажите, хоть людьми, хоть деньгами. Только спасите детей.
И что прикажите делать? Обнадежить человека и ничего не сделать? Да и что я могу? Моих познаний в алхимии едва ли хватит, что бы вылечить насморк, не говоря, о чем-то серьезном, а тут дети. А с другой стороны, она же главная, вы хоть раз видели отчаявшегося родителя? А я видел. Да и это же дети, если есть шанс — то надо попытаться помочь. Решил я, причем это я решил, только услышав о детях, а остальные мысли чисто для проформы. Так же, на краю сознания я отметил две вещи: им не известна моя принадлежность к ордену, я ошибся в своих выводах. А вторым — этот мужик невероятно глазастый, заметить, что изображено на перстне черт знает с какого расстояния. Было и третье, но это мало вероятно. Может это подстава, и он не видел перстня, а просто знал, что на нем изображено? И надо было просто меня отвлечь. Мысль такая есть, держать ее надо в уме, но в это верилось слабо. Не возможно так играть горе, он же не Станиславский.
— Я постараюсь Вам помочь, но не рассчитывайте на меня сильно. Мои познания в алхимии весьма и весьма поверхностные.
— Это не важно. Вы — это единственный наш шанс, — с надеждой сказал он.
— Я вас предупредил, — со вздохом сказал я. Хуже всего, что я прекрасно отдавал отчет, что в случае моего провала, никто не вспомнит о моем предупреждении. Я буду виновен. Так было всегда, родитель в горе всегда ищет виновных. А сколько раз такое можно было наблюдать в войну. Но это же дети… как тут можно уйти в сторону? — Ну что же поехали, — сказал я, посадив на телегу Иру и запрыгнув на нее сам.
— Да, да, конечно — заторопился мужичок. Он боялся, боялся, что я передумаю. Я это прекрасно видел. Жаль этого человека.
— Как вас зовут то?
— Теффий, — сказал мужик, и мы тронулись с места.
Ехали мы быстро, наш «водитель» очень торопился. К чуду инженерной мысли — амортизаторам, тут еще додумались, а по тому пятая точка будет жестоко наказана такой поездкой. Но я не стал просить, ехать по медленнее. У меня нет детей, и я могу только представить, что он сейчас чувствует. Да и к побоям я приучен, да и Ира, к сожалению, тоже. Я бы хотел дать ей что-то подложить под попу, но увы, ничего не было, а рюкзаки расшнуровывать я посчитал не рационально, скорее всего зря. Буквально через минут сорок, мы пронеслись мимо виденной мной деревни. И вот тут, мысль о моем отвлечении опять вылезла наружу. И как то понимать?