Я родилась в 1916 году, в Первую мировую, никем особо дома не замеченную, четвертой из шести детей Хокона и Халлдис Мюклебюст. Папа был низкого роста, но огромной силы, медвежьей, он ей славился. Руки заскорузлые, как наждак, их я отчетливее всего помню из детства, он сажал меня на колени и гладил по голове. Это было что на камне сидеть! От отца разило хлевом и табаком, и он редко разговаривал. А мама была маленькая, юркая, рта не закрывала, и я уже взрослой поняла, что у нее, очевидно, нервишки пошаливали, как это тогда называлось. Во всяком случае, они у нее были ни к черту, и она костерила нас, бестолочей, почем зря, меня особенно. Мне кажется, ее злила моя красота. Так ведь можно говорить, да? Потому что я была красавицей. И рисковой. Мне было всего ничего, когда я поняла, что власти надо мной она не имеет, могу делать что хочу. Надо просто орать и беситься, такого она не выносила, сразу пугалась, а это было очень приятно, хоть и горько.
Ивара я впервые увидела, когда мне было семнадцать. В тридцать третьем году в Доме молодежи на танцах по случаю семнадцатого мая[1]. Ему было почти тридцать. Крепкий, темный, он остановил на мне взгляд в толпе. Всего лишь один короткий взгляд, но кровь во мне закипела, и я подумала — это он; о нем я мечтала, могла бы написать та женщина со странной судьбой, я не знаю о женщине ничего, кроме нескольких событий с ее участием, которые наверняка оставили в ней очень глубокий след. Такова жизнь, во всяком случае, если человек открыт ей: когда угодно может произойти непредвиденное и судьбоносное, и в обозримом будущем оно определит, кем или чем или где ты будешь. Все происходящее несет на себе отпечаток непредвиденности, просто обычно события мелкие, последствия их незначительны, поэтому мы об этом не думаем. Например, звонит кузен, хочет заехать в гости, и совместный вечер, о котором несколько дней назад никто и не думал, происходит. Или вдруг повстречаешь нового человека, на периферии совершенно другого дела, и вы оба не обратите на эту встречу внимания и не заподозрите никаких последствий, пока не встретитесь в следующий раз при других обстоятельствах и тогда, или еще через раз, внезапно подумаете: с этим человеком я хочу быть всегда. Наши маленькие жизни вовлечены в большие движения, но они совершаются скрытно, под толщей повседневности. Война выталкивает их на поверхность, потому что ощущение бытия делается возвышенным и легче пренебречь всем, что обычно привязывает человека к его реальной жизни. Родители всегда насторожены, они более чутко вычисляют непредсказуемые события и опознают их или страх перед ними. Сперва дети маленькие, и все чревато для них опасностью — я с ужасом думаю об отце, забывшем в прошлом году малыша в машине, он нашел его уже мертвым, или о матери, которая на минутку отошла от купающейся дочки в гостиную, а когда вернулась, та уже утонула; потом дети подрастают, и жизнь превращается в череду испытаний, но мало кто из родителей хочет, чтобы его детей затянуло в шестеренки больших событий, в основном все хотят детям предсказуемой, безопасной, разумной и гармоничной жизни. Я сам такой. Тебе два года, и пока всего и забот, чтобы тебе было сухо, тепло, спокойно, ну и кормить и понемножку развивать, но придет день, когда ты уйдешь в большую жизнь, и мне не хочется, чтобы ты ставила на кон слишком много, с высоким риском ошибиться, или подвергала себя опасности, или скатилась до уязвимого положения в обществе.