Шаул, обезоруженный речью женщины, встал и, заткнув большие пальцы рук за широкий пояс, сделал несколько шагов вокруг стола.
— Я — иудей, — неожиданно выдохнул он, потерев пальцами короткую черную бороду. Его смуглое лицо совсем не напоминало о том, что еще полминуты назад багровый от злости чиновник готов был броситься на хрупкую гостью. — …И ты — иудейка. Мне бы хотелось что-то сделать для тебя. Отвечай на вопросы честно и не пытайся ничего скрыть от меня. Это сохранит тебе жизнь. Тебе это понятно?
— Да, господин.
— Обращайся ко мне «рав Шаул», я римский гражданин, но раввин.
— Да, рав Шаул.
— Ты поймешь, если я буду говорить по-гречески?
— Пойму, — односложно ответила женщина, с отрешенной улыбкой глядя на лучи солнечного света.
— Я буду задавать тебе вопросы на греческом, ты отвечай на арамейском. Твои ответы должны быть понятны любому члену иерусалимского Синедриона, будь он иудей или эллин.
— Хорошо, господин…
— …Рав Шаул! — еще раз рявкнул раввин.
— Хорошо, рав Шаул, — еще спокойнее повторила женщина.
— Итак, начнем! Как тебя зовут?
В руке писца заходила тонкая палочка, скрипя по длинному полотну папируса.
— …Как тебя зовут? — повторил Шаул.
— Мирьям.
— Откуда ты?
— Из Назарета, ты же знаешь.
— Не пререкайся, а отвечай! — сверкнул глазами грозный римлянин-тарсянин. — Сколько тебе лет?
— Сорок девять.
— Ты замужем?
— Я вдова.
— Как звали твоего мужа?
Ответа не последовало. Шаул уже собрался было вспылить в очередной раз, но Мирьям вдруг посмотрела раввину в глаза. Ее взгляд был чистым и беззлобным.
— Рав Шаул… зачем это все? Ты ведь хочешь узнать о моем сыне…
Желваки дознавателя заходили.
— Да! О смутьяне и отступнике Иешуа!
— Но вы и так убили его. Этого мало?
— Это было не убийство, а справедливая казнь! Или ты считаешь, что власть Рима…
— …Мой муж был плотником, — тихо перебила Шаула Мирьям. — А Иешуа — сыном плотника и никому не делал зла.
— Тогда скажи, почему твой сын Иешуа, сын Иосифа из Назарета, семнадцать лет не приходил на праздник Пасхи в Храм, как полагается любому благоверному иудею?
— Он всегда был где-то в дальних краях с караванами.
— Где бродяжничал и попрошайничал. Да? — с издевкой спросил Шаул.
— Где учился у Всевышнего постигать мир, — смиренно произнесла женщина. — В Египте, в Пальмире и Вавилоне, в Херсонесе Таврическом и в Танаисе Скифском…
— …И там он начал свои безумные проповеди! Да?
— Там он вел беседы с мудрецами о Боге, о жизни, о смерти.
— Как христианский сектант… — продолжал язвить раввин.
— …Как ма[1], — поправила раввина Мирьям.
— Учитель, — усмехнулся раввин. — Откуда же вернулся последний караван этого учителя?