-Вот смотри, это должно тебя заинтересовать,-Беа поставила на столик дымящийся кофе и начала раскладывать передо мной вытащенные из сумочки фотоснимки.
-Интересно. Откуда взяла?-я осторожно, двумя пальцами, приподнял один из пожелтевших снимков поближе к лицу. Чёрно-белым карточкам было на вид не один десяток лет. Для пущей сохранности фотографии были облечены в защитные плёнки-обложки, какие бывают в ходу в некоторых архивных базах данных. Пара снимков были явно спасены в последнюю минуту от настигавшего их много лет назад пожара. Закопчёная, обожённая по краям бумага едва давала возвожность разглядеть изображение фотокарточки.
-Секрет. Ну, в общем, в одном архиве заняла,-подтвердила она моё предположение. И добавила,-в частном. Долгая история, потом расскажу, и в другом месте.
Снимки были прямо на столе скопированы смартфоном и перекочевали обратно в дорогую дамскую сумочку из чёрной кожи. Мы поболтали ещё с четверть часа, когда у девушки тренькнул телефон. Она глотнула последние остатки кофе и засобиралась.
-Мне пора. Надо успеть с Илвой встретиться, обудить планы на субботу. Мы собираемся организовать у неё вечеринку с обязательным наряжанием в маскарадные костюмы, Хеллоуин же на этой неделе. Компания намечается человек десять. Кстати, и ты присоединяйся к нам.
-Уже уходишь? Жаль. Хотел тебя сегодня к себе пригласить, посмотрели бы фильм, заодно покажу документ, о котором я тебе рассказывал.
-И с тобой завтра в пол-пятого утра подниматься? Нет уж, спасибо. Вернёшся назад из Мюнхена, в четверг вечером, тогда встретимся,-Беа вспорхнула, накидывая на стройное тело куртку и пушистый сиреневый шарф. Снова благоухнуло от неё французскими духами.
-Договорились. Только в субботу я пас. Не любитель Хеллоуина и подобных маскарадов, ты же знаешь.
-Окей. Ну пока, удачи тебе в поездке. Увидимся в четверг,-уже на ходу, с таинственной улыбкой и с брошеным через плечо воздушным поцелуем ответила Беатрис.
Звонкий цокот туфлей на высоком каблуке по гранитному полу затих, отсечённый тяжёлой дубовой дверью выхода. Дзинькнул висевший над дверью медный звоночек. Каблуки уже едва слышно, приглушенно застучали по выложенной булыжником центральной мостовой, удаляясь, пока наконец не поглотились шумом улицы. Я сидел, обдумывая, как получше распорядиться имевшимися у меня в Мюнхене двумя днями, успеть сделать всё намеченное.
Он появился ниоткуда, словно вырос из-под земли. Или же я, погруженный в свои мысли, слишком поздно заметил его, стоявшего сбоку от меня в метре от стола. Мужчина неопределённого возраста, в непримечательно-будничной, но в то же время определённо дорогой и странновато-изысканной одежде, спокойно стоял рядом и смотрел на меня. Не пялился вызывающе, как мог иногда пялиться подпивший лишку; не изучал, как это бывает, когда встретишь старого знакомого, с кем не виделись пятнадцать лет, и не поймёшь, он ли, или обознался. Просто спокойно смотрел, ничего не выражая. Я поёжился. Странное чувство. Прокручивая в памяти эту сцену, вспоминаю, что первой мыслью было то, что я не пойму, какого цвета у него глаза. Не знаю просто, как называется этот цвет, потому что не видел раньше такого. Казалось бы, какое это может иметь значение. Хотя впоследствии распознал тот цвет как скорее всего светло-синий. Или же он сменил цвет? Не знаю. Мы смотрели друг другу в глаза. Он не отвёл взгляда, как это сделал двадцать минут назад крайний из троих деловито одетых посетителей за столом на противоположной стороне зала. Я содрогнулся оттого, что понял в этот момент одну важную вещь: ничто уже не будет как прежде. А как будет? Неизвестно. Хуже ли, лучше, труднее, легче, скучнее, интереснее? Неясно. Но иначе, по другому. Посетителей в этой стороне зала не было. Те трое свалили минут десять назад, не допив почему-то своё белое вино. Старичок за барной стойкой, полчаса мусоливший рюмку виски, тоже изчез. Другой отсек бара, изгибавшийся вправо буквой "Г" вокруг стойки, мне был не виден.