Роб вынул «уокер» и аккуратно прицелился в ворону.
– Бам! – сказал Роб.
Ворона, взмахнув крыльями, сорвалась с перекладины, вслед за ней – вторая птица. Кар-кар, крикнули они с безопасной высоты. Кар-кар. Видимо, так звучит «ну ты зануда» по-вороньи… Умные птички.
Ведьма перевела взгляд на Роба – с усилием, словно у нее заржавели глазные яблоки.
– Убей меня, – сказала она, – или помоги.
Роб помедлил. Оба варианта ему не нравились.
– Я подумаю, – пообещал он. Убрал револьвер в кобуру.
В конце концов, именно ведьма привела сюда их обоих – и Роба, и Медведя. Это она во всем виновата. Долбаный сукин сын Мормо пришил Медведя к человеческой многоножке. Роб опасался, что увиденное останется с ним навсегда.
Возможно, оставить Аэлиту умирать на кресте будет лучшим выходом. А вороны еще вернутся…
Возможно.
Роб оглядел крест, посмотрел на гвозди, вбитые в запястья ведьмы, затем на обрубок собственной правой руки. Кажется, это будет довольно мучительно… Нужно найти инструменты.
– Никуда не уходи, – сказал он ведьме. – Я скоро вернусь.
* * *
Крест наконец упал.
Роб нашел ржавый заступ. Сжимая его непривычной левой рукой, пошел освобождать Аэлиту. Каждый удар болью отдавался в обрубке. Роб матерился и рычал. Пытался петь, но слова застревали в глотке, а перед глазами вставал Медведь, прежний, живой, с вечной дебильной ухмылкой и мохнатыми гусеницами бровей. Медведь улыбался, щерил редкие зубы.
Роб работал, но мысленно все время возвращался к надписи кровью. Надпись принимала разную форму, смысл, интонацию. «Отступи. Оступись. Отстань. Отстранись. Отвали. Отвянь». Рубка отвлекала едва-едва.
Когда крест закачался, времени на раздумья не осталось. Дерево затрещало, Роб в последний момент отпрянул.
Крест обрушился с грохотом, подпрыгнул. Голова Аэлиты треснулась о перекладину, ведьма закричала, из-под волос потекла кровь, но Робу было уже не до мелочей, он подошел и взялся за нож. Стрелок раскачивал и тянул, кровь брызгала в лицо, пальцы скользили, не держали рукоять. Наконец он выдернул нож и отбросил в сторону. Затем защемлял курком «уокера» трехдюймовые иглы в руках ведьмы и выдирал их, пихал оторванный кусок своей рубашки в дыру у нее под ребрами, как вдруг оказалось, что крови больше нет, ведьма села и хлещет его по щекам, отгоняя, а сама мычит какой-то варварский напев. Роб зашипел от обиды, отступил, но тут на его глазах раны сжали челюсти и зарубцевались тонкими злыми полумесяцами.
Все, кроме дыр на запястьях. Стигматы.
Роб отполз к стене дома, прикинул, что будет, если положить весь барабан ведьме в голову, золотая пуля к золотой пуле, вздохнул, завернулся в вонючее зеленое пончо и камнем ушел на дно.