Рог.
Они разом торжествующе заорали.
Я вздрогнул, попытался зарыться поглубже, и вся куча наваленных на меня трупов дрогнула, посыпались куски тел. Стая дернулась, единый охотничий организм. Их уши, прозрачные в свете фонарей, светились белым с алыми ветвями прожилок. И они были насторожены в мою сторону.
Шевеление тел надо мной прекратилось. Я сперва принял его за происки одного из мелких гадов, небось ползал сверху, вынюхивал. В комнате повисла тонкая, похожая на звон комара, тишина.
Трупы затаились. Мой курган не шевелился. Перед глазами разбухали красные круги. Я умирал от удушья.
Шорох.
Гора останков шевельнулась. Едва заметно. Будто сделала вдох.
Мальчишки бросили выпотрошенного Птеродактиля и одновременно прыгнули на курган, принялись отшвыривать куски мертвых тел, пихаясь и отталкивая друг друга. Дождь из плоти выглядел нереально. Но я в своем убежище в паре футов от смерти не испытывал ничего, одно любопытство, каково это, когда тебя заживо рвут на части?
Беззубые пасти мальчишек издавали одинаковый клокочущий хрип. Звук приближающейся турбины. Сейчас. Сейчас. Пальцы одного зацепили мою куртку. Ботинок их не заинтересовал. Другой, шарясь вслепую, залепил мне в ухо. Ближе. Буквально пара тел. Пальцы нащупали мое лицо, полезли в рот, ухватили язык и…
Один из трупов не выдержал, скатился с кучи и затрусил через световое пятно от фонаря. Жалкая колченогая тварь. Он ныл безнадежно, отчаянно, на утробной чудовищной ноте. Головы мальчишек тут же повернулись к нему. На что он рассчитывал? Он едва хромал. Во все стороны от него летели куски. Глупец семенил, точно паук, у которого вырвали ноги, оставив одну случайную пару, рвался, не успевал.
Мальчишки мгновенно отвлеклись на него, один преловко залепил кабелем в затылок беглецу. Тот полетел кубарем, его окружили, стиснулись в круг, оттуда раздавалось довольное: «Пха-пха-пха!» И вот они уже спеленали его тросами и, как на санях, утащили брыкающийся обрубок во тьму.
Вой его еще долго сотрясал бойни.
Он до сих пор стоит в моих ушах.
В комнате мы остались одни.
Я слушал, как индейцы бьют в там-тамы моего сердца, призывая храбрецов на бой. Мне было срать. Мелкие ублюдки утратили интерес к Птеру и умчались вон из комнаты. Но я-то ничего не забыл!
Тело старика, одноногое, распоротое, с выпущенными наружу потрохами, беспокойно конвульсировало посреди комнаты. Нужно было собраться с ненавистью, вылезти и докончить начатое.
Сил едва хватало, чтобы дышать.
Хорошо, что мальчишки расковыряли мою могилу и не дали сдохнуть от удушья. Ну, раз-два, погнали!