— Ты чем так упоролась, девонька?
— Цифровыми технологиями, тетенька. — с невинной улыбкой отвечала Илона, и падали вниз на юное и пухлое тело лезвия Жилет, шоколадки «Милка», мармеладные червячки и толстенькая банка рогачёвской сгущенки.
— Нарколыга чертова. — подвела черту Эльвира. — Господи! Да чего ж всё так, а не этак?
Такой вот краткой, но до предела насыщенной смыслами, была заготовленная речь Эльвиры Явской. Молитва и проклятье. Вопрос и ответ. Любовь и ненависть. Одним словом — мутная раскоряка, но до чего беспримесно искренняя. «Господи, почему все так, а не этак?»
Иван Честерфилдов с упаковкой сосисок «Настоящие» шлёпал своими разбитыми монтажными ботинками по отделу бакалеи. Слышал лязг сирены, но не остановился. Шел себе и шел к желанному мерзавчику на березовых бруньках пока его тяжёлый налитой, в предчувствии верного инсульта, взгляд не уперся в… Сомнений быть не могло. Иван видел то, что он видел. Над чайными коробками и кофейными торбочками из плисированой фольги гудела прозрачными сине-розовыми крылышками и болтала высокими стрекозиными ножками забавная мордочка барашка, обрамленная бело-нежными кучеряшками.
— Чё? Чё такое? — пробормотал Честерфилдов. Видение не исчезло. Вот оно зависло над желтыми коробочками Липтона, а вот уже опустилось на жестяную банку Ричмонда с выпуклым беззубым львом на боку. Подчиняясь, неизвестно откуда взявшемуся чувству отчаянной дурости, Иван протянул к жестяной львиной банке свою пожилую в морщинистых цыпках руку. Взмахнув крылышками, чудесный барашек опустился на короткий с обкусанным коричневым ногтем палец. Иван воровато оглянулся… Никого не было, лишь из-за угла выползала лохматая швабра Тройкиной, чтобы через секунду пропасть из виду. Боясь спугнуть невероятное создание, Честерфилдов не стал подносить палец к глазам. Искорячился, но преуспел. Глаза поднес к собственному пальцу. Крылатый барашек не испугался. Взлетел и закружился в воздухе, разбрасывая вокруг себя капельки яркого света. Барашек кружился, и капелек становилось все больше и больше. Ярко вспыхнув, они также быстро желтели, густели, превращались в искорки, потом крупинки и падали в открытую ладонь Честерфилдова. Потом Иван вспоминал, как начало теплеть внутри и остро стало не хватать музыки. Особой струнной музыки из детства. Какой-нибудь арфы или на худой конец пастушьей свирели. Не хватало музыки. Не хватало, а вот Тройкиной Капитолины хватило вполне. Вместе со своей лохматой шваброй и тележкой с квадратным ведром она выползла из-за угла, таща за собой мокрый волнистый хвост. Она тоже увидала волшебного барашка, но ее «Чё это такое?» вышло не таким мягким, округлым и дружелюбным как у Ивана. У Тройкина это выросло до испуганного визгливого крика и очарование лопнуло. Посыпалось вниз режущими осколками. Честерфилдов сжал ладонь и спрятал кулак в карман пальто.