— Потом охота. Потом на озеро, пить и купаться. К полудню снова будем здесь.
Я взял с собой посох. С ним было удобнее идти — впрочем, к чему врать? Главным образом на него опиралось не мое тело, а мое чувство собственного достоинства. Этот посох был знаком моего статуса вождя.
Мы снова поймали козла, и я его убил и разделал. Во второй раз это далось мне гораздо проще, ничего особенного, разве что возни много. Надо бы поручить убийство козла и разделку туши кому-то из помощников. Только разжигание огня я никому не доверю. Огонь — ни в коем случае. Пока клуб «Завтрак» не знает, как добывать огонь, им не обойтись без меня.
Мы опять с наслаждением искупались и чуть всю воду из озера не выхлебали. В укромном месте я постирал одежду. Полоса крови не смылась толком, и меня это нисколько не огорчило. Я всмотрелся в свое отражение и увидел серьезные перемены. Кожа слегка загорела, волосы на солнце сделались светлее и пушистее, отросли. Разумеется, очков на носу не было: я повесил их на шею при помощи одной из подаренных Джун Ли струн, и они болтались, будто солдатский медальон, только из стекла, в распахнутом вороте белой рубашки. Без очков стали видны мои глаза — зеленые, точно оливки. Лицо у меня еще оставалось детским, и бриться приходилось примерно раз в месяц, но сейчас на подбородке появилась пепельная тень щетины, да и сам подбородок выглядел сильнее, более квадратным. Я изучал того парня в озере, и мне казалось, я смотрю на кого-то другого. Вдруг мне стало не по себе, и я провел рукой по отражению.
На обратном пути я заметил, как Себ обхватил рукой влажные плечи Миранды, но она, поймав на себе мой взгляд, дернула плечом и стряхнула его руку. Я улыбнулся своим мыслям: это уже интересно.
В лагере, пропитавшись солнечным светом и триумфом, я отправился к кострищу и разжег огонь, убедившись предварительно, что никто за мной не подглядывает. Поскольку я собирался вместе с Себом на гору, то сначала прикинул, может, и не разводить огонь перед уходом? Посидели бы одну ночку без горячей еды, не имея возможности погреться, и поняли бы, как я им нужен. Но пусть лучше мой народ будет доволен и счастлив.
Я помнил предостерегающие исторические примеры. Французская королева Мария-Антуанетта допустила, чтобы ее народ голодал. Французская революция началась с того, что бедняки явились к воротам королевского дворца и пожаловались на недостаток хлеба. Глупышка Мария-Антуанетта здорово просчиталась. Она заявила: «Пусть едят пирожные». В скором времени ей за такие слова отчекрыжили голову. Мне вовсе не требовалась революция на острове, так что я сходил в лес за хворостом для костра. Один металлический обломок самолета я хорошенько наточил и превратил в топор, правда, без рукояти, но он и сам по себе достаточно был тяжелым и острым, так что ветки я срезал легко. Я даже попытался срубить пальму, но ствол оказался слишком прочным, как будто и не из дерева.