Однажды утром, когда у ее класса было занятие по физкультуре, начался сильный ливень. Учитель позвал всех внутрь. По дороге на следующий урок ученики выглянули из окна. И увидели Старгерл на улице. Под дождем. Она танцевала.
Нам хотелось как-то приструнить ее, привести к общему знаменателю, как это проделывалось с остальными, но никак не могли пробиться дальше того, чтобы обзывать ее «странной», «с приветом», «чокнутой». Ее поведение сбивало нас с толку. Как будто над всей нашей школой в безоблачном небе завис один большой вопрос:
Казалось, все говорило в пользу предположения Хиллари Кимбл. Старгерл не была настоящей… Она не настоящая…
И каждый вечер, ложась в постель и рассматривая луну через окно, я думал о ней. Можно было опустить жалюзи, чтобы в комнате стало темнее, но я никогда этого не делал. В этот тихий час, в освещенной луной спальне я как бы отстранялся от реальности. Мне нравилось ощущение, которое давал мне лунный свет, как будто бы ночь – это не противоположность дня, а какая-то его глубоко личная часть. Как будто рядом на моей белоснежной простыне свернулась клубком дикая пустынная кошка и тихо мурлыкала, напевая о чем-то сказочном.
В одну из таких лунных ночей до меня дошло, что Хиллари Кимбл ошибается. Старгерл – настоящая.
Мы с Кевином спорили дни напролет.
Моя основная задача в качестве продюсера заключалась в том, чтобы приглашать гостей в шоу «Будет жарко». Как только я с кем-нибудь договаривался, Кевин начинал что-то узнавать про этого ученика, придумывать вопросы.
Каждый день он терзал меня:
– Ну что, поговорил с ней?
И каждый день я отвечал: «Нет».
Под конец Кевин рассердился.
– Что значит «нет»? Так ты хочешь, чтобы она пришла на шоу?
Я сказал, что не уверен.
– Не уверен? – выпучил он глаза. – Как ты можешь быть не уверен? Мы же договорились в столовой еще несколько недель назад. Даже думали о нескольких выпусках со Старгерл. Это же просто бомба.
Я пожал плечами.
– Так то было тогда. А теперь я не уверен.
Он посмотрел на меня, как будто у меня выросло третье ухо.
– Что тут сомневаться?
Я снова пожал плечами.
– Ну ладно. Ее приглашу я, – сказал он и пошел прочь.
– Тогда тебе придется искать другого режиссера, – сказал я.
Он замер на месте. От злости Кевин дернул плечами. Повернувшись, он ткнул в меня пальцем:
– Лео, ты иногда такой придурок.
И он ушел.
Мне стало не по себе. Мы с Кевином Куинланом обычно соглашались друг с другом во всем. Мы дружили с тех пор, как переехали в Аризону четыре года назад, неделя в неделю. Мы оба считали, что мясистые листья опунции походят на колючие ракетки для пинг-понга, а кактус цереус похож на варежки для динозавров. Мы оба любили клубнично-банановый смузи. Кевин часто говорил, что хочет стать ведущим шоу, таким, которые отпускают двусмысленные шуточки и задают скользкие вопросы, и он не шутил. Я же хотел стать спортивным комментатором или диктором в программе новостей. Мы вместе придумали шоу «Будет жарко» и убедили администрацию школы разрешить нам снимать его. Оно тут же стало очень популярным среди школьников.