Возле Егорова очутился Иосиф Гольц.
— А скажи, Александр Дмитриевич, — прошелестел он почти в ухо Егорову, — где же купчина Провоторов взял сие золото? Ведь в Сибири столько золота нет?
Злой и оттого бешеный Егоров ответил честно:
— Иоська ты Бесфамильный, а думаешь грамотно! Моё это золото, а не купца Провоторова. И взято оно здесь, в Сибири. И здесь его столько, что прав был купец Шелихов, мы просто купим вашу Америку! Я знаю такие места, где инородцы кусками золота кидают в кедровое дерево, чтобы выгнать белку из дупла и пустить в неё стрелу!
Егоров, глядя в маслянистые глаза подлого бесфамильного берендея, не догадывался, что этими словами подписал себе вечную охрану от всяких посягательств. Ну, вечного ничего не бывает, но всё же...
А Иоська Гольц смотрел на этого здоровенного русского купчика, на купчика и не похожего, и думал, что все они, русские, дураки. Этот-то купчик, может, ещё и доживёт в Америке до седых волос, а вот Григорий Иванович Шелихов и эту неделю не проживёт. Эк его, дурака, кинуло чужие земли подгребать! «Русскую Америку» обживать! Бог всю землю отдал своему, богоизбранному народу, он и будет обживать Америку. Европа, вон, видишь, устала от войн, от малоземелья. Немцев, датчан, голландцев только поманили просторами Америки, и сразу у богоизбранного народа появились рабы. Ну, пусть они называются работниками. Пусть. А потом, как Иоське Бесфамильному, то есть, конечно, Иоське Гольцу, говорил его благодетель, меняла и приёмный отец еврей Гольц: «Америка всю Землю к своим рукам приберёт, ибо это будут наши руки!»
По осени 1797 года пришли они из Сибири с купцом Провоторовым на американском корвете в этот американский город Новый Йорк. А шли воровски, северным путем, мимо Аляски, Земли Баффинова — в Гудзонов залив, а уж оттуда — Нью-Йорк рядом. Льда кругом плавало — смерть. Но — пришли! Под самую ночь пришвартовались в маленькой гавани Нового Йорка, стали выпивать и радоваться.
Утром Егоров проснулся, а на корвете никого нет. Даже капитана. А напротив его лежака сидит тот, Иван Бесфамильный, что в Америке назвался Иоськой Гольцем.
— Жизнь проспишь, — грубо сообщил Егорову Иосиф Гольц. — У вас в России императрица померла, и правителем стал теперь ейный сын — Павел. Про то в газетах пишут. Да ты по-русски живёшь, значит, газет не читаешь. Давай сейчас мне письмо, что надобно отнести к здешнему купчине. То, рекомендательное письмо, от графа Толстого — Американца.
Голова у Егорова гудела от вчерашних неизвестных вин, да того крепкого пойла, что зовётся «виски». Иоська будто и это знал. Вынул из сюртука початую бутылку с тем пойлом, подал Егорову. Тот глотнул гадости, вроде в голове полегчало. Порылся у себя в азяме, достал рекомендательное письмо графа Толстого-Американца, подал Иоське.