Иван Мартынов заметил вдруг в глазах императрицыного внука верный интерес. С чего бы это он поверил такой благоглупости?
А Черкутинский заторопился говорить далее:
— Ну и требуют от нас иноземцы, — об этом мы три дня назад вот здесь и говорили, — требуют иноземцы, чтобы императрица наша опубликовала в Европах сию дарственную грамоту македонца русским князьям. А если, мол, такой грамоты нет, то европейцы создадут коалицию всех своих государств и наши земли разделят между собой.
— Так что, есть такая грамота от Александра Македонского? — вскричал будущий император. — Или нет?
— Есть шесть списков. И на греческом языке, и на сербском, и на русском…
Михаил Михайлович Черкутинский говорил гладко и споро, а сам отчётливо помнил наказ своего теперешнего учителя, иезуита и француза Фаре де Симона. Тот, не моргая, уже месяц твердил ему, Мишке Черкутинскому: «Буде у цесаревича зайдёт какой разговор о “Дарственной Александра Македонского”, тебе, юноша бледный, надо все силы употребить, дабы наилегчайше и тишайше, но толкать и толкать цесаревича к публикации в Петербургской газете “Ведомости” литографии той грамоты. Российский народ должен узнать великую правду»!
Фаре де Симон не договаривал одной лишь фразы: «Чтобы та русская правда взорвалась бунтами черни с последующим членением России на королевства, улусы и княжества. То бишь — на ханства».
В разговор вмешался, предварительно опрокинув внутрь стакан мадеры, Иван Мартынов:
— Брось, Мишка, пылить мозги будущего Императора Всероссийского разной гадостью! Петька Словцов прав: не было в истории никакого царя Александра Македонского!
— История учит, что был! — поспешно ответил Михаил Черкутинский. — Был, был, был!
Уже довольно выпивший Иван Мартынов подошёл к цесаревичу, положил ему руку на плечо и задушевно молвил:
— Не было македонца! Это, Саша, есть провокация, и я бы даже сказал — афёра. Европейская ли, турецкая ли, не ведаю, но афёра. Нам Петька Словцов ещё в семинарии доказал, что македонец тот в Сибири никогда не был и даже, что самого этого героя на свете не было. Греки всё придумали, и все его подвиги списали… из древних архивов нашей Второй Византийской империи. Каковые потом, конечно, уничтожили. За большие деньги и я второго Геракла придумаю…
— Обожди, обожди! — раздражённо проговорил Александр Павлович, сбросив руку Ивана со своего плеча, — давайте, говорите мне подробнее!
У него стали сжиматься и разжиматься кулаки. Это — злость, нет, это даже бешенство. Это от отца его, Павла Петровича, к сыну перешло — кулаки сжимать и орать… А к Павлу Петровичу перешло от отца его, графа Салтыкова, махом запущенного в спальню тогда ещё Великой княгини Екатерины Алексеевны перепуганными высшими людьми государства. Ведь Пётр Третий, покойный муж Екатерины, скотина этакая, был импотентом самого верного свойства! И не мог бы естеством своим сотворить наследника такой огромной империи!