Медаль отец сунул в буфет в кружку, к новым зубам, обручальному кольцу и маминым украшениям.
В пятьдесят седьмом, во время регулярно проводимой диспансеризации, рентген обнаружил у отца что-то в легких. Из поликлиники ему через диспетчеров передали, чтобы после смены он явился к врачу.
Отец предчувствовал недоброе. Здоровье давно пошаливало, но он все никак не отваживался пойти и провериться. Через несколько дней ему сообщили, что на какое-то время надо лечь в больницу и что с шахтой придется проститься.
Болел отец недолго. Пенсию ему оформили через девять месяцев. Отцу исполнилось пятьдесят пять. Под землей он проработал сорок. Руки вскоре очистились от мозолей и стали вдруг необычно мягкими и чистыми.
Он прибился к стайке пенсионеров, что постоянно торчали у нарядной, сплевывали на тротуар и сморкались по-шахтерски, зажав одну ноздрю пальцем. Они вели бесконечные разговоры о давно заброшенных подземных штольнях, о том, куда и как ходили под землей, продолжая жить своей, неведомой простым смертным жизнью во тьме. Старики в тысячный раз перемалывали разные шахтерские историйки и щекотали друг друга, как в те времена, когда клеть с тихим шорохом опускала их под землю.
Однажды мы, несколько ребят и девчонок, в порядке общественной нагрузки побелили нарядную и вымостили перед ней тротуар; пенсионеры заплевали нашу еще не оконченную работу, и это всех разозлило, особенно девчонок.
Они прибили к двери нарядной красивый плакатик:
ТОВАРИЩИ ПЕНСИОНЕРЫ, МЫ ХОТИМ,
ЧТОБЫ ОКРУЖАЮЩАЯ СРЕДА БЫЛА ЕЩЕ
ПРЕКРАСНЕЕ. НЕ ЗАСОРЯЙТЕ ЕЕ ПЛЕВКАМИ.
Старики преодолели искушение наплевать на плакат и нашли для своих посиделок другое место, не столь обремененное юной любовью к прекрасному.
Отцу эти «сидячие воспоминания» очень быстро осточертели. Большинство пенсионеров были старше его, а он не чувствовал себя таким уж списанным. Отец купил садовый участок, вернее, клочок земли, и принялся выращивать цветы и овощи.
Розы и кольраби росли, как корова. Отец проводил на участке целые дни. Ему нравилось там не случайно. Близко проходила железнодорожная ветка, по ней двигались составы с полными вагонами угля, а мимо садовых участков с автобусной станции возвращались шахтеры с Болденки. Молодые, веселые парни. И те, постарше, которые знали отца еще по работе в шахте.
Отец, посиживая на лавочке, как будто ненароком бросал через проволочную ограду:
— Ну, ребята, как там у вас делишки?
— Ни встать, ни пос...ть! — отвечали они всегда одинаково, но для отца это было не только грубоватой рифмой. Он понимал, что с ним делятся, что еще не исчез его второй, подземный мир, что еще крутятся приводные ремни на вышках Болденки и железные тросы насвистывают свою изменчивую песнь.