, разложил ее на столе и ткнул пальцем в обведенное красным карандашом брачное объявление:
УЧИТЕЛЬНИЦА 33-х ЛЕТ, РОСТ 167, ХОЧЕТ ПОЗНАКОМИТЬСЯ С МУЖЧИНОЙ, КОТОРЫЙ СТАЛ БЫ ДЛЯ НЕЕ ОПОРОЙ НА ЖИЗНЕННОМ ПУТИ ПОСЛЕ СМЕРТИ ЕЕ ДОЛГО И ТЯЖЕЛО БОЛЕВШЕЙ МАТЕРИ.
ПАРОЛЬ «ДОВЕРИЕ»
— Ирка, не идиотничай, — сказал я без тени смущения. — Кому ты собираешься стать опорой и кому ты хочешь внушить к себе доверие? И вообще, при чем тут я?
— Штейгер… — продолжал Ирка своим липучим тоном. Цыган Ройко Боды и тот мог бы поучиться у него, как надо клянчить. — Штейгер, ты напишешь ей ответ. Да, ответ напишешь ты!
— Ошибочка вышла! — отрезал я. — Ничего такого я писать не стану. Что же это получается? Ты сам не можешь изобразить эту чепуховину?
— Это не чепуховина. Это жизненно важный шаг, — ответил Ирка Бернат с таким напускным пылом, что у меня возникло непреодолимое желание съездить ему по физиономии. Я забрал свое пиво и сел за другой стол.
Жизненно важных шагов Ирка Бернат сделал уже столько, что ими можно было измерить экватор. Ирка Бернат был негодяй из негодяев. В том, что на нашей шахте появилась поговорка «На Болденке худо-бедно прокормится любой», была его немалая заслуга. Что касается Ирки Берната, то поговорка не совсем отвечала действительности: Ирку Берната Болденка кормила хорошо. Он ничего не умел и не желал ничего уметь. Ему нельзя было доверить даже самой простой работы. Во всяком случае, самостоятельной. Штейгеры с отвращением спихивали его один другому, как спихивают дохлую мышь. О его тупости, лености и наглости ходили легенды. Он сменил множество профессий. Работая у насосов, уснул сном праведника и дрых так крепко, что чуть не затопил получастка. Поставленный к клети, он, не проверив запоров, упустил скип с незакрытым люком, тот вырвал несколько направляющих и погубил работу полутора смен; в результате — всеобщее негодование, а к концу месяца — штурмовщина. И вот Ирку Берната перевели на мой участок. В соответствии с его репутацией я определил его дежурным на пересыпке угля — где обычно работают пенсионеры с пониженной трудоспособностью. Ирка Бернат остановил нижнюю ленту и в ту же минуту уснул. Верхняя лента засыпала его углем до самых плеч, и он едва не задохнулся. В конце концов его стали ставить вторым там, где нужны были двое. Посыпались жалобы, люди способные и сознательные стали уходить с карьера. Их доводы были обоснованны: за тунеядца и захребетника Ирку Берната вкалывать не желаем! А Ирка Бернат все оставался и душил всех нас, как когда-то королевских подданных душила «железная корова»