И теперь я рассматривала того, кто со вчерашнего дня мог распоряжаться моей жизнью на свое усмотрение.
Бедуин так же приложился к кувшину, делая большие глотки его кадык дергался с каждым из них, а капли воды стекали по мощной шее за черную длинную рубаху — джалабею, на темно-бронзовой коже вода отливала золотом. Некольно хотелось тронуть мокрые дорожки и посмотреть на свои пальцы. Даже сидя на полу он казался мне огромным, как скала.
Отставил кувшин в сторону и снова посмотрел на меня, слегка исподлобья. Сегодня на его голове была белая куфия и она еще сильнее оттеняла его кожу, а глаза изучали меня и наблюдали, как за диковинным животным, словно приручил какого-то зверька. Ибн Кадир был без сапог и выглядел расслабленным в этой позе, но я не на секунду не обманывалась насчет него. Только что этот хищник успел сцапать кувшин прежде, чем с него пролилась вода. Мне казалось, что так же молниеносно он может свернуть мне шею. Я смутно помнила, что было ночью, наверное, у меня был жар потому что в теле все еще оставались отголоски слабости. Так бывало и раньше, когда я сгорала на солнце.
— Ожила? Ночью мне сказали, что тебя можно зарыть в песках. Но мне показалось, ты не торопишься умирать.
Он усмехнулся уголком рта. Лениво, как огромная черная пантера, сменил позу и откинулся на локоть назад, не переставая насмешливо меня рассматривать. Хищник явно пребывал в хорошем расположении духа. В вороте рубахи показался краешек татуировки или мне показалось.
Я понимала, что нагло пялюсь на него, но не могла отвести взгляд. У него под кожей словно переливалась жидкая ртуть и все мышцы находились в постоянной боевой готовности, хотя он и выглядел белее, чем спокойным. Но свободные штаны, облепили длинные, жилистые ноги и я видела, как напрягаются и расслабляются его мышцы. Закатанные рукава открывали сильные руки, покрытые татуировками в виде странных орнаментов. Множество разноцветных браслетов с золотыми колечками снова привлекли внимание. На одном из них было вышито английскими буквами его имя «Аднан».
У меня все еще шумело в голове и болела кожа рук. Я посмотрела на свои запястья — плотно смазаны чем-то жирным, оно пропиталось сквозь повязки и неприятно пахло. Я понюхала и невольно скривилась.
— Верблюжий жир и еще какая-то дрань, намешанная Икрамом, чтоб облегчить боль и предохранить от новых ожогов.
Вся краска прилила к лицу я поняла, что меня всю осматривали и смазывали какой-то дрянью. Это было страшно и как-то неприятно, до мороза по коже.
— Ты не наврала мне и заслужила жизнь.