Пальцы сжали вершинку, и я всхлипнула, пытаясь вырваться. Слишком остро и слишком чувствительно. Пульсация между ног сменилась покалыванием, словно все опухло и стало мокрым.
— Не надо, — прозвучало прерывисто и очень жалобно.
— Надо…, - эхом мне в губы, — хочу тебя взять! Сейчас!
В то же мгновение он развернул меня спиной к себе и выплескивая воду из корыта поднялся в нем во весь рост. Но я его не видела, я дико и судорожно пыталась вырваться, удерживаемая одной рукой за волосы, а другой под ребрами. Еще один рывок опять лицом к себе, приподнял, тяжело дыша через оскаленный рот мне в губы. Ужас и что-то еще первобытно неконтролируемое, панически сильное накрыло меня с головой, лишая рассудка. Его дыхание жжет и сплетается с моим, и я смотрю на его губы такие выпуклые, такие влажные и темные, порочные…и представляю, как они вгрызутся в мой рот… и в тот же момент до истерики не хочу этого.
И вдруг снаружи послышался голос Рефата.
— Аднан, брат, мы засекли людей Асада. Рыскают по нашему следу.
— Кууууусохтак…я зубббииии*!. Бери людей отловим ублюдков.
— Подай мне полотенце и чистые вещи. Быстро!
Я не сразу поняла, что он говорит это мне. Подняла с растянутых на полу овечьих шкур вещи и подала ему, стараясь не смотреть вниз, потому что ибн Кадир стоял передо мной совершенно голый. И со мной происходило что-то невероятное, когда я смотрела на его смуглое накачанное тело, покрытое черными татуировками.
— Сначала полотенце. Что ж ты такая медлительная?
Подала полотенце и все же глянула вниз, пока он вытирался щеки тут же вспыхнули с такой силой, что кажется сейчас взорвется лицо. Его член, покрытый черной порослью волос вокруг, полустоял и показался мне просто огромным даже в таком состоянии. Я тут же отвела взгляд, чувствуя как сильно пересохло в горле… Араб быстро вытерся и натянул шаровары, а я у меня сердце колотилось как бешеное — он бы точно разодрал меня на части этой штукой, она бы никогда в меня не поместилась. Я судорожно куталась в мокрую тряпку, сжимая ее дрожащими руками на груди пока он быстро, по-солдатски собирался натягивая джалабею и головной убор. Потом в два шага преодолел расстояние между нами, поднял с пола веревку и, затянув у меня на шее, привязал меня к балке каким-то замысловатым крученым узлом, который я бы не развязала никогда в жизни. Его, наверное, не развязал бы даже мой отец.
— Нееет, — взмолилась, цепенея от ужаса, — не надо, пожалуйста. Я никуда не сбегу. Не надо меня, как животное… я прошу.
— Я это делаю для тебя. Ты будешь сидеть в палатке, не высовываясь. Здесь женщины не разгуливают снаружи и ждут своего хозяина. Твоя безопасность зависит от твоего поведения. В мой шатер никто не посмеет войти и взять мое. А доверять тебе я не намерен ты слишком строптивая.