— Тогда пусть они болят. Какое мне дело до страхов и ненависти русской шармуты?
Его голос стал вдруг резким и отрывистым, словно слова старой женщины его задели.
— Мы трогаемся в путь через час. Если ты не справишься я приведу ее в чувство иначе.
— Злость — это уже слабость, Аднан.
Но ответа не последовало. Я искренне надеялась, что он ушел и я какое-то время не услышу и не увижу его. С облегчением выдохнула и тут же задержала дыхание потому что услышала по-русски:
— Короткая отсрочка. Но он вернется.
Она говорила так же чисто, как и Аднан, но с очень слышным акцентом.
— Много услышала? Я позволила тебе познакомиться с другим Аднаном ибн Кадиром.
Я распахнула глаза и посмотрела на морщинистую старуху с тюрбаном на голове, украшенным мелкими монетками позвякивающим в такт кивкам ее большой головы.
— Он не другой. Он все то же чудовище.
— Оооо, ты значит не видела настоящих чудовищ, маленькая русская птичка.
Я посмотрела по сторонам — действительно похоже на пещеру, вымазанную глиной изнутри. По стенам натянуты веревки и на них сушатся какие-то пучки, веники, лапы птиц и животных. На треснувшей полке выстроены баночки, коробочки, склянки, бутылки из-под кока-колы с какой-то зеленой жидкостью. В помещении совершенно нет никакой мебели только козьи шкуры растянуты на полу и какое-то лоскутное одеяло сложено в углу вместе с подушками.
— Таким как Джабира не нужны мирские блага.
— А что ей нужно?
Я посмотрела ведьме прямо в глаза и слегка вздрогнула, рассмотрев в одном из них бельмо. Старуха полуслепая.
— Тебе не понять. Да и не нужно понимать. Джабира всегда получает то что ей нужно.
Старуха наклонилась надо мной и вдруг с неожиданной ловкостью и силой дернула меня на себя заставив сесть. Я тут же прикрыла голую грудь руками, а она ухмыльнулась полу беззубым ртом.
— Не знаю почему ваши женщины настолько глупы. Ведь с их красотой можно ставить мужчин на колени и управлять ими, как угодно. Вертеть, дергать за ниточки. Но вы корчите из себя гордых и неприступных, а потом вас ломают, и вы превращаетесь в скучную выжатую тряпку или изуродованное мясо, которое продают в деревни и имеют все, у кого есть хотя бы одна монета в дырявом кармане. Через меня прошло много таких вот жаждущих свободы и превратившихся в жалкое подобие человека.
Пока говорила смазывала ожог у меня на груди и поглядывала мне в глаза.
— А могла бы заставить его есть с твоих рук, но ты для этого слишком глупа.
Во мне ураганом вскипела зхлость.
— Это не глупость — это самоуважение. Это гордость. Я человек, а не вещь!
— Ты женщина прежде всего.