— Тронул?
— Нет…не тронул.
Выдохнул, как-то устало улыбаясь, перепачканный кровью и глаза на меня смотрят затуманено не так, как всегда. Трогает мое лицо, волосы гладит. К себе вдруг рывком прижал, и я сама непроизвольно руки вскинула и за шею его обняла…не отдавая себе отчет в том, что до безумия рада, что он живой. А Аднан вдруг начал вместе со мной на песок оседать. Пока не упал навзничь, а я на него сверху и под ладонями его джалабея мокрая от крови к рукам липнет.
— Аднан! — закричала и тряхнула его за плечи с ужасом понимая, что он ранен и не слышит меня, голову запрокинул и тяжелые веки глаза закрывают. Он пытается их открыть и не может. А сердце дрожит и болезненно сжимается от понимания, что он между нами стал как раз тогда, когда тот ублюдок ножом замахнулся. Разорвала джалабею и вскрикнула, когда увидела рану у него на груди ближе к ключице и из нее кровь сочится, пульсирует и стекает по его руке. Внезапно рядом с собой потрескивание услышала и дым мгновенно наполнил легкие, затягивая всю видимость вокруг — огонь перекинулся на хижину, за которой я пряталась.
Наклонилась и схватила Аднана под руки, попыталась потащить по проходу, но с трудом сдвинула лишь на несколько сантиметров. Беспомощно осмотрелась по сторонам. Ни души. Только языки пламени алчно пожирают сухие ветки и солому. Потянула снова, но мне удалось лишь слегка передвинуть раненного Аднана, но он слишком тяжелый и я слишком маленькая, а песок мешал, заставлял ноги расползаться, и я падала на колени, видя перед собой бледное до синевы лицо и чувствуя, как сама бледнею, как сердце тревожно замирает.
— Я сейчас…сейчас приведу кого-то. — то ли ему, то ли себе.
Вскочила на ноги и бросилась обратно туда, где пожар бушевал и треск горящих деревьев вперемешку с воплями заставлял дрожать от страха. Там все еще идет бой. И я не пойму кто есть кто. Мне страшно что они все для меня на одно лицо пока вдруг Рифата не увидела. Бросилась к нему со всей мочи и замерла на секунду зажмурившись чтобы не видеть, как он перерезал горло одному из людей Асада.
— Аднан там! — выкрикнула, цепляясь за рукав черной джалабеи Рифата, — он ранен! Истекает кровью. Его надо спасти!
Бедуин свел брови на переносице, глядя на меня так, будто только что впервые увидел, а я силой потянула его за собой.
— Быстрее…я пыталась вытащить и не смогла. Помоги мне…пожалуйста!
На меня не обращали внимание я видела, как носятся бедуины с ведрами песка, как тушат пожар и забирают мертвые тела куда-то за черту деревни, за обугленные доски и развалившиеся в золу хижины. Все еще слышны рыдания женщин, молитвы и детский плач. И я не могу смотреть на все это, у меня душа разрывается на части. Я никогда не знала, что такое война и видела ее только по телевизору, читала о ней в газетах, но не сталкивалась лично…На самом деле это до безумия страшно стоять посреди руин чьей-то жизни и видеть этих несчастных, у которых не было даже шанса на спасение. Незащищенные, в этих хлипких домах, как на ладони посреди песков в извечной борьбе за выживание. От едкого дыма все еще нечем дышать, и я закрыла лицо краем куфии, чувствуя, как пульсирует в висках головная боль после нехватки кислорода, как подгибаются после стресса колени и нет сил стоять больше, а в хижину, куда отнесли Аднана и вошел Икрам со своей матерчатой сумкой, меня вряд ли впустят. Где-то совсем рядом доносился голос Рифата и еще одного воина. Я не прислушивалась, но все равно отчетливо слышала, о чем они говорят.