Так как рос он на благополучной станции, на которой, по меркам нового мира, недостатка в освещении не было, особого дискомфорта Савка не испытывал. А в темные закоулки, и тем более в жерло тоннеля, похожее на пасть огромного червя, проглатывающего все и вся в него попадающее, парня было не заманить никакими играми и обещаниями. Сверстники постоянно потешались над ним, а самые отъявленные хулиганы, которые не могли спокойно пройти мимо слабости другого, подлавливали и утаскивали сопротивляющегося Савку в темноту, громко смеясь там над его попытками найти выход на ощупь. Болезнь и определила всю его последующую жизнь, крепко привязав к станции и к свету. Мальчишки, выросшие с ним вместе, уже давно нашли себя в престижных профессиях, которыми были сталкерство, диггерство да еще военная служба, а его, как правило, пренебрежительно или, в редких случаях понимая, что он в этом не виноват, и жалея, называли слепым. Слепой – эта кличка намертво приклеилась к нему, стала родной, и только мать да близкие друзья помнили его настоящее имя. Жизнь заставила заняться коммерцией. Небольшой лоток с мелким товаром, обмененным с проходящими мимо их станции торговцами или добытым сталкерами с поверхности, давал небольшой, но постоянный доход.
Запас товара приходилось пополнять, как он ни старался вести дела, не выходя из дома, как ни противился этому, все-таки иногда ему приходилось покидать свой светлый и уютный мир: находились дела и на других станциях. Савелий прибивался к проходящему каравану, и караванщики, видя его беспомощность, усаживали его вместе с поклажей на дрезину, посмеиваясь и называя ценным грузом. Не бесплатно, конечно. (Мир был мал, а для Савелия казался еще меньше). И он сидел, вытаращив глаза, пытаясь собрать в единую картинку мелькание фонарей. Но тщетно: смутные блики давали информации не больше, чем грязные разводы на стенах его родной станции. Оставалось только смириться и терпеливо дожидаться прибытия на конечный пункт путешествия и слушать. Вцепившись руками в жесткий металлический поручень, он весь превращался в слух. Шарканье ног охранников, идущих рядом с дрезиной, мерное постукивание колес на стыках рельсов, капель просочившейся воды, а иногда попискивание крыс давали ему некоторое представление о месте, в котором он в тот момент находился, и он лишний раз убеждался, что место это ему совершенно не нравится и ему смертельно хочется назад на свою светлую станцию.
Этот вояж ничем не отличался от предыдущих поездок. Переход хоть и был длиннее, чем обычно, но тоннель считался спокойным и не сулил никаких неприятных сюрпризов. Савелий привычно сидел, откинувшись назад, среди тюков с товаром, закрыв глаза, чтобы его не отвлекали фонари, он был весь поглощен своим занятием, напряженно пытаясь уловить малейшие звуки. Что-то на этот раз было не так. Вот только что? Вроде те же тихие разговоры, шаркающие шаги, перестук колес, легкое завывание ветра в вентиляционных шахтах… Слепой напрягся, прислушиваясь к словам начальника каравана. Охрана ничем не выказывала ни напряжения, ни страха, как всегда, но люди внимательно осматривали стены, вполголоса обсуждая отсутствие крыс уже на протяжении нескольких сотен метров. Точно, крысы! Он уже давно не слышал их мерзкого писка. Вот что ему не давало покоя.