Последняя сцена происходит в тюрьме. Жора стоит у решетки в камере, а Камышев ходит перед ним взад-вперед.
Жора: Вот ты поганец! Сволочь! Трус!
Камышев: Уймись, боец, во благо света!
Я за тебя же, Жора, бьюсь!
Подумай, нужно ли мне это?!
Жора: Спаситель, хренов! Твою мать!
Ребят не спас, Андрея враз
Залил бетоном в подземелье!
Камышев: Он поступил бы точно так…
Жора: Ну, не скажи… Тебе не верю!
Ты, шкура, бьешься за чины
И волоса его не стоишь!
В тюремном коридоре появляется Андрей, весь в грязи и с винтовкой наперевес.
Жора: Андрей, живой!
Камышев: Не подходи!
Раздается выстрел. Разбитый пулей замок от камеры Жоры падает на пол. Жора улыбается и выходит из-за прутьев в коридор.
Камышев (Андрею): Ты не убьешь меня?
Жора (Камышеву): О нет, он истребляет только нежить,
А ты, гадливый человек,
Ты даже пули недостоин!
Камышев (в ярости): А-а-а, рыцари?! Ну и дела,
Я здесь о деле, о народе…
Вперед, на улицы тогда…
Жора подскакивает к Камышеву и бьет его по лицу. Тот теряет сознание.
Жора (хватая Андрея под руку): Пойдем, Андрей, притих он, вроде!
Жора и Андрей идут к выходу на платформу. У самой двери им встречается Суханов.
Суханов: Андрей, не знал, что за беда…
Ты уж прости, не обижайся…
Андрей: Все понимаю, но пойду…
Суханов: Куда пойдешь?! Ты оставайся,
Охрану станции возьмешь,
Начальник будешь непомерный…
Андрей: Сергей, не нужно, не мое,
Пусть Жора будет сторож верный.
Чтец: Сказавши это, он ушел
Творить свое благое дело:
Нести и радость, и тепло,
И все, что уцелеть сумело…
Занавес закрывается, следуют бурные аплодисменты зрителей.
Шорох во тьме. Тихий, точно шелест пожухлого листа, тронутого легким дыханием ветра. Вскакиваю, словно ошпаренный. Вглядываюсь в стылую темень, обступившую меня. Не видно ни черта, будто мешок на голову напялили. И тишина. Задумчива, молчалива ночная тайга.
Костер прогорел, только головешки переливаются, слегка присыпанные золой. Холодно. Промозглая осенняя стужа заботливо обнимает меня, предательски пуская в тело тонкие коготки. Подкралась незаметно, пока я дремал, улучила мгновение.
«Уснул-таки!»
Снова прислушиваюсь. Тихо, как в склепе. Разве бывает осенью в лесу такая тишина? Невероятная, безбрежная. И кого можно бояться в мертвой радиоактивной тайге? Ответ один – некого. Но больной воспаленный мозг он почему-то не устраивает.
Короткий тревожный сон не принес облегчения. Нахожу на ощупь фонарик возле лежанки, щелкаю тумблером. Луч молниеносно разрезает мрак, выхватывая из сумрака большие лапы сосен, обступивших маленькую поляну, и чахлые молодые лиственницы подлеска. Скудный свет не всесилен, он способен лишь немного раздвинуть границы видимого пространства. Хоть какое-то спасение от темноты, сводящей с ума.