Нет, так можно свихнуться. Что угодно, но только не слушать сводящую с ума тишину. Не буду обращать внимания. Рубить эту проклятую сосну!
Удар. Еще один. Щепки разлетаются в разные стороны. Фонарь, мирно лежащий на стволе, вдруг соскальзывает, и на меня обрушивается мрак. И разом все кошмары возвращаются. Руки до боли сжимают топорище. Бросаю взгляд вперед и мгновенно цепенею.
Теперь луч света смотрит прямо в чащу, он уперся во что-то темное, массивное.
Оно шевелится!
Холодный пот прошибает меня. Медленно отступаю, готовый в любую секунду броситься опрометью в ночь. Сквозь мутную пелену, застилающую глаза, гляжу на Нечто, напугавшее меня.
Ель. Всего лишь причудливая игра теней. Вот и все.
Бессильно опускаюсь на колени. Не могу больше так. Нет сил. Топор безвольно падает рядом на хвойный ковер. Господи, как пережить эту ночь?
* * *
В убежище возвращались, когда уже совсем стемнело. Погода испортилась окончательно, ветер тоскливо завывал в кронах вековых сосен. По защитной ткани костюмов стучали первые крупные капли. Сигнальный фонарь на вышке резаком вспарывал тьму, указывая нам дорогу «домой». От этого света, несмотря на разыгравшуюся непогоду, веяло теплом и уютом.
Сапер встречал нас у самого спуска в убежище. Мы еще от ограды разглядели его невысокую коренастую фигуру. Я почему-то был уверен, что он уже давно ожидал нас тут. Хотя вряд ли – командир не дурак, чтобы торчать наверху, где «фонил» каждый квадратный сантиметр местности.
– Вернулись, бродяги! – пробасил он, и я различил в его голосе радостные нотки. – Давайте, шевелитесь, дома отдохнете.
Командир еще не знал, что вместе с нами в убежище явилась смерть.
* * *
На какое-то время я все-таки сумел побороть страх. Пересилив себя, свалил сухое дерево. Минут сорок возился, разрубая его на бревнышки, и мастерил нодью. Хотя она неплохо грела, но света, к сожалению, давала мало. Со страхом глядя в темноту, подкрадывающуюся снова ближе и ближе, решил развести рядом обычный костер.
Страх чем-то похож на болезнь. Бывают приступы, но после обязательно приходят минуты облегчения. А может, это яркое пламя разгоняет ночные ужасы, рожденные больной фантазией и событиями последних дней? Я гляжу на красные языки, лижущие поленья, и немного успокаиваюсь.
Подбрасываю лапник в огонь. С громким треском пламя жадно пожирает хвою, и тучи искр светляками взмывают в темное небо. Слежу за этим удивительным хороводом и почему-то вспоминаю детство. Когда-то пацанами мы так же сидели у ночного костра на берегу речки, слушали ночь. Тихо бормотала вода в реке, перекатываясь через камни на отмели, шепталась прибрежная трава. И привычный мир казался каким-то иным, сказочным, таинственным.