– Это так. Мне просто приказали пойти, и я пошел, – подтвердил юноша, видя широченную ухмылку на покрытом болячками лице. – Но, честно, сам бы я ни за что не полез к вам. Что я, дурак, что ли? Да будь моя воля, я бы выгнал самих святых отцов на прогулку в этот гребанный мороз, если им так охота эти побрякушки искать!
– Знаешь, а ты мне нравишься, братух, – произнес бородач, – и я реально тебя отпущу. Только дай нам икону, и мы тебя не трогаем. Слово настоящего человека!
У Яна похолодело внутри. Эта гнида издевается над ним, опускает Яна его же словами и действиями. Это никакое не проявление благородства, это казнь, самая настоящая и очень жестокая! Отдать им икону – значит потерять даже призрачный шанс на спасение детей. Самому отдать, чтобы быть полностью раздавленным морально. Но и не отдать нельзя. Если не пристрелят, то что-нибудь отрежут и оставят умирать в одиночестве. Как уже бывало с христианами не раз…
И тут в голове у Яна созрел план. Дикий, но дающий какую-никакую надежду.
– Хорошо, – ответил Ян. – Я отдам ее вам.
И направился к нужной груде с тряпьем, заметив, как Малыш еле-еле шевельнулся. Господи, он еще жив? Если так, то прости, пожалуйста, друг. Но иначе уже нельзя…
На свет появился завернутый в тряпицу прямоугольный предмет. Затем ветошь отлетела в сторону, и глазам людей предстала прекрасно сохранившаяся икона целителя Пантелеймона. Святой великомученик глядел на мир ясным, пронзительным взором. Казалось, он вот-вот оживет и скажет что-нибудь собравшимся в этом помещении…
– Ну и урод, – скривился один из бандитов, – получше нарисовать не могли, что ли?
– Кудряшки дебильные, – подхватил другой.
– А ну, тихо! – прорычал бородач, успокаивая заголосивших подопечных, – ставь ее на подоконник, пацан, и отойди. Живо!
Когда юноша выполнил просьбу, бородач заглянул своими черными маслянистыми глазками прямо ему в глаза и вполголоса, растягивая слова, произнес:
– Знаешь, все мы до Трындеца поклонялись всякой ерунде. Кто мазне всякой, кто мониторам или экранам, кто бумажкам хрустящим, кто цацкам, а кто крестам или там полумесяцам. Из-за этого мы забыли, что главное в жизни-то – люди! Люди, а не всякий хлам! И выжить человечество сможет, только если перестанет возводить этот хлам в культ! Нужно лечиться от этой хурмы, братух. Вот так.
С этими словами безбожник нажал два спусковых крючка на своем дробовике. Громыхнул двойной выстрел, и икона разлетелась на мелкие щепки. Ян, оцепенев, безучастно наблюдал, как в воздухе кружится древесная пыль, как бандит опускает оружие и, все так же улыбаясь гнилыми зубами, говорит ему: