Про чертов монастырь чертовых сумасшедших, оккупировавших тот самый берег, Морхольд знал немного. Но в одном никто из рассказчиков ни разу не ошибся: там не терпели мутантов. Чуть что не так – ошейник, цепь, лопату, кирку, метлу в руки – и вперед, от темна до темна, изо дня в день. Сподобился накосячить – на правеж, к стене вязали и секли хлыстами. Хлысты тут, на реке, делали лютые, из соминых усов – длинные, гибкие, усеянные мелкими шипами-наростами. Видел Морхольд следы от них – у кого на плечах, у кого на спине, а пару раз – и на мордах. Не лицо – бревно, болгаркой обтесанное пьяными руками, рытвина на рытвине.
Паренек, выслушав, усмехнулся. Хорошо так, зло и мечтательно.
– Чо скалишься, шелупонь? – поинтересовался Морхольд.
– Радуешь ты меня, дядя, вот и улыбаюсь, смекаешь?
– А ты не дурачок часом, родной, радоваться незнакомому мужику? Или ты того, из этих, женских прелестей не любящи?
– А в хлебало?
– Да запросто, – сказал Морхольд и выдал запрошенное. Любимой левой рукой, с обычным результатом – ноги лодочника мелькнули над пристанью, и тот ляснулся в воду.
– Вопросы есть? – поинтересовался Морхольд у фыркающего и лезущего не на берег, а за ножом Ерша. – Или желаете и дальше упражняться в красноречии и неуважении к возрасту с сединами?
– Ну… – парень выбрался на берег ловко, и не подумав оскользнуться. – Вообще можно, но что-то от замечания в ухе стреляет. Тоже так хочу.
– Бонусом научу, как все сделаем. Так чего ты, шелопут непутевый, лыбился мне, как девке, что только с бани – и сразу голышом?
Ерш потер лицо справа, сплюнул на ладонь, всмотревшись в цвет слюны, и прищурился, явно пытаясь понять – как ухо работает. Потом кивнул на баул Морхольда.
– Вон там, в чемоданчике, судя по звяканью с шелестом, скобяной товар – небось, торгуешь?
– Типа того.
– А от твоих гвоздей с напильниками люди обычно себя как ощущают?
Морхольд сплюнул, понимая, что даже он сам устал трепаться.
– Обычно от моего товара люди заводят новую привычку. Помирать. Частенько, больно и некрасиво, раскидываясь мозгами, кишками и всем прочим по сторонам. Звучит пафосно, но уж как есть. Правду, юноша, говорить легко и приятно. Жестоко, мать ее, и справедливо.
– Ничего против не имею, – лодочник хмыкнул. – Особенно если такие, как братья.
– Не любишь?
Ерш хмыкнул и усмехнулся. Так жестко, что все встало на свои места окончательно.
– Они всех моих на корм рыбе пустили. Своей паскуде, представляешь? На моих собственных глазах.
О как, значит. Морхольд понимающе кивнул.
– А ты с монахами теми, выходит, работаешь? Не противно?