Внизу в регистратуре дежурная сестра сказала, что сегодня у доктора Енева неоперационный день и что он, наверное, у себя в кабинете. Позвонить и проверить ей было лень. Поднимаясь по лестнице на третий этаж, я уже жалел о том, что пришел. Енев, наверное, был очень занят, ему только меня не хватало. Но возвращаться я не стал. Не хотелось мне быть смешным в собственных глазах — если бы я вернулся, потом весь день был бы без настроения.
Енев занят не был. Когда я вошел, он стоял у открытого окна, курил и смотрел на улицу. Высокий, сутулый, в коротком белом халате, завязанном сзади на шее. Его темный сухой профиль казался графическим силуэтом на фоне синего неба, при каждой затяжке щеки втягивались внутрь. Не знаю, слышал ли он, когда я постучал в дверь.
— Вот так сюрприз, — сказал он, увидев меня. — А я как раз собирался сегодня к вам зайти. Садись.
Он сжал мне руку и указал на единственное в кабинете мягкое кресло. Остальное пространство занимали небольшой письменный стол, стеклянный шкаф с инструментами и кушетка с белой простыней и куском клеенки поверх нее. Енев присел на краешек стола.
— Дядя Максим, извини за беспокойство…
— Без церемоний, — перебил он меня с улыбкой. — Говори, как дела. Вывих? Чирей на шее? Боли в спине?
— Я в порядке.
— Да? — он глянул на меня своими темными острыми глазами и подал коробку «Родоп». — Возьми. Сигареты дурацкие, но я к ним привык, терпеть не могу фильтр. Говорю как курильщик, не как врач… Как это ты вспомнил обо мне?
Вкратце рассказал ему про батю Апостола. Я еще не кончил, а он уже поднял телефонную трубку.
— Кто лечащий врач?
— Спирова.
— Спирова? Отлично. Мы с ней хорошие знакомые, она — дочь моего коллеги из третьей градской.
Он набрал номер «Пироговки». Доктора Спировой не оказалось на месте, скоро должна вернуться. Я встал и собрался уходить.
— Постой, постой. Ты ведь не спешишь? Надо же услышать, что скажет Спирова. — Он толкнул меня обратно в кресло и сам сел на кушетку. — Ты с работы?
— Был на заводе у отца.
— Пойдешь к нему работать?
— Нет.
— А-а-а… Как отец?
— Хорошо.
— Хорошо… Слово, которое ничего не означает. А ты как, хорошо?
— Жаловаться не на что.
— А если я тебе скажу, что не так уж хорошо, ты мне поверишь?
Его темные глаза кололи, как иголки. Он был посвящен во все тайны нашей семьи.
— Правда, в последнее время немножко болел, — сказал я. — Простудился. Но уже прошло.
— Ты дурака не валяй. Имей в виду, что я на тебя очень зол.
— В чем я перед тобой провинился, дядя Максим?
— Ха, передо мной! Ты перед собой виноват… Слушай, ты когда перестанешь корчить из себя обиженную даму?