Я уже не смотрел на нее. Я смотрел на каноэ, которые летели по воде, оставляя за собой светлые веера.
— Спорим, что этот в синей майке придет первым, — сказал я.
— Не хочешь мне простить, да?
Она положила руку мне на плечо, и мне пришлось посмотреть на нее. Я чуть не поцеловал ее. Светлые коричневые глаза смотрели на меня с мольбой, а лицо было так близко, что я чуть не поцеловал ее. И знал, что она не уклонится. Но она напомнила мне о прошлом, о лжи, которая унизила нас обоих.
— Извини, мне надо идти, — сказал я. — У меня свидание.
Она отпустила мое плечо. Я вел себя, как дурак, конечно, но иначе не мог — старая обида рыбьей костью застряла в горле.
— С той самой девушкой? Которую приводил к нам домой?
— Да.
Она уже закуривала сигарету и была бледна. Пощечина попала в цель. Никакого свидания с Зоркой у меня не было, мы с ней в последнее время вообще виделись редко, и мне было все равно, что сказать, — лишь бы задеть Таню. Но она взяла себя в руки. Выпустила дым, сложив губы трубочкой, и чуть усмехнулась уголком рта.
— Ну что ж, не буду тебя задерживать. Ты что, женишься на этой Зорке?
— Да.
— Не мешало бы немножко подумать.
— Да? Почему?
— Ты знаешь, что я хочу сказать… Это, конечно, твое дело. В конце концов вопрос вкуса и культуры…
— До свидания, — сказал я.
Она не ответила. Смотрела на озеро и улыбалась. Она вернула мне пощечину. Я подумал, что актриса из нее наверняка получится, но что удар ее, в сущности, пришелся по воздуху: Зорка ничем ее не хуже. Она, по крайней мере, не лгала.
Я сошел с автобуса на площади Александра Невского и у Театра оперетты сел на троллейбус, который идет к вокзалу. Мне хотелось сегодня же вечером увидеть Зорку. Хотелось целоваться с ней, говорить ей ласковые слова. Она была моим освобождением от Тани. Освобождением от боли, которая меня мучила столько времени. Освобождением от унижения и лжи. И почему бы мне на Зорке не жениться, в конце концов? Идея неплохая, спасибо, Таня.
Нетерпеливый, я шел по маленькому переулку, ведущему от Ополченской. Вот и старый двухэтажный домишко с пятнистым фасадом и потемневшими гипсовыми украшениями над окнами. Позвонил. Открыла хозяйка, майорша с эмалированными глазами.
— Зорки нету, — сказала она.
— Вы не знаете, где она?
— К какой-то подружке пошла, еще пяти часов не было. Хотела идти с ней в кино.
Я не знал, что у Зорки есть подружка, с которой она ходит в кино, и спросил, когда она вернется. Времени было семь часов.
— Не сказала, — ответила хозяйка. — Что-нибудь передать?
— Я оставлю записку.
Я должен был во что бы то ни стало увидеть ее в этот вечер. Вынул из сумки блокнот и вырвал лист. Написал, что зайду к половине девятого, пусть ждет и никуда не уходит. Я свернул листок и только хотел подать его хозяйке, которая уже нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, как услышал шаги на улице и голос Зорки. Обрадованный, я сунул записку в карман.