По залу прокатился неразборчивый шепот, а затем поднял вверх руку физрук.
– А как ее убили-то?
Колченогая шагнула вперед, явно собираясь заявить о неуместном любопытстве, но блондин ответил первым:
– Ее утопили. Скорее всего, в ванной, поскольку никаких следов того, что тело принесли извне, мы не нашли.
Колченогая поджала губы и снова отступила назад, зато поднялась учительница русского языка, Светлана Михайловна.
– Я вам так скажу, Дмитрий Павлович, – обстоятельно начала она, и Элиза наконец узнала, как зовут блондина. – Марина Петровна была, конечно, женщина добрая, ибо о покойниках плохо не говорят, но своим алкоголизмом всем порядком надоела. Я была, наверное, ее главной коллегой, поскольку преподаю тот же предмет, и могу заверить, что к работе своей она относилась крайне наплевательски. Приходила, уходила, ничем особо не интересовалась. Пару раз мне доводилось заменять уроки в ее классах, и могу сказать, что уровень знаний у ребят нулевой. А ведь у детей скоро ЕГЭ! Куда они поступят с такими знаниями? Пойдут на наш завод работать?
– Давайте короче, Светлана Михайловна, – строго велела Колченогая, хотя в силу возраста русички относилась к ней с уважением.
– Я хочу сказать, что близких друзей у Марины Петровны среди нас не было. И уважения она не заслуживала. Многие ее не любили, но не так, чтобы убить. А если кто-то что-то и знает о ней больше, чем остальные, то разве что Елизавета Николаевна, поскольку у них смежные кабинеты и одна подсобка на двоих.
Элиза вскинула голову, отреагировав на собственное имя, и полоснула Светлану Михайловну раздраженным взглядом. Не знала она Марину Петровну лучше, чем другие, все их общение сводилось к вежливым кивкам, когда сталкивались в подсобке. Но теперь, из-за «доброй» русички с ней наверняка захотят поговорить отдельно и еще больше задержат в школе. Так и получилось.
– Елизавета Николаевна? – переспросил блондин со сцены, и Элизе ничего не оставалось, кроме как подняться, на нее и так смотрел весь коллектив.
– Едва ли я скажу вам что-то новое, – спокойно ответила она. – Мы всего лишь делили одну подсобку.
– И все же, если вы не возражаете, я попрошу своего коллегу побеседовать с вами наедине, – блондин обезоруживающе улыбнулся и кивнул кому-то за кулисами. Видимо, тому самому коллеге.
Элиза возражала. Очень даже. Она не знала ничего о Марине Петровне, хотела домой и страшно не хотела ни с кем общаться, тем более с полицией. Ей хватило того общения, от которого в том числе она сбежала из Праги. И хоть сейчас она ни в чем не была виновата, сердце все равно заколотилось в горле, а пальцы сжались вокруг почти пустой бутылки с водой. Однако пришлось, не изменившись в лице, выйти из своего ряда и направиться к выходу из актового зала, у которого ее уже ждал коллега блондина, высокий лохматый брюнет с трехдневной щетиной на лице.