Каждый раз, когда в ситуации оказываются задействованными диссоциированные системы мотивов, неизменно наступает временное выключение сознания. Этот феномен может принимать форму весьма незначительного и практически повсеместно распространенного нарушения сознания, к которому я применяю термин селективное невнимание и при котором человек не воспринимает почти бесконечный ряд более или менее значимых присутствующих в его жизни элементов. Но даже селективное невнимание может оказаться весьма впечатляющим, когда человек понимает, что едва ли он смог бы поступать так своевременно и уместно, если бы не его неусыпная бдительность, позволяющая ему не замечать те события, которые по каким-то не вполне понятным причинам он замечать не должен. Селективное невнимание в большей степени, чем какое-либо другое из неадекватных и необоснованных проявлений, обусловливает нашу неспособность извлекать пользу из опыта, связанного со сферами, заключающими для нас определенные проблемы. У нас нет опыта, способного стать для нас источником чего-либо полезного, т. е. хотя мы испытываем те или иные переживания, мы не осознаем их значения; по сути, многое из происходящего мы вообще не замечаем. Вот какова, по моему мнению, главная проблема психотерапии - поразительная легкость, с которой люди игнорируют самый простой и лежащий на поверхности подтекст собственных поступков или реакций на действия других, точнее - на то, что они склонны рассматривать как действия других. Но последствия могут оказаться куда трагичнее, если они вообще не заметят, что произошли определенные события; эти события просто не сохраняются в памяти, несмотря на то что в связи с ними человеку пришлось испытать крайне дискомфортные переживания.
Я сделаю небольшое отступление и проиллюстрирую эффект селективного невнимания на примере одного из самых ужасных поступков в моей жизни. Когда мне что-нибудь нужно купить, я нередко захожу в одну аптеку. Так вот, в годы войны среди продавцов, работавших за стойкой с газированной водой, был один человек, чьи показатели по интеллектуальным тестам, в чем я абсолютно убежден, соответствовали бы тяжелой форме идиотии. Но помимо недостаточно развитого интеллекта он демонстрировал - и в этом я прекрасно понимаю его, как и любого человека, работающего в контакте с людьми - редкую по своей интенсивности враждебность по отношению к покупателям, а потому, о чем бы вы его ни попросили, он покорно уходил и возвращался, принося вам что-нибудь совершенно другое. Неоднократно испытав это на себе, однажды, когда все повторилось вновь, я разозлился и сказал: «Гм, что это?» Он ответил: «Вода. Разве вы не просили воды?» Я не выдержал: «Принесите мне то, что я просил!» После чего бедняга, будучи совершенно ошарашенным, удалился на подкашивающихся ногах и принес мне то, что я просил. Но самое интересное, что когда я обратился к нему в следующий раз, он улыбнулся мне и немедленно дал мне то, что я хотел. Я почувствовал себя неловко, так как его невнимание оказалось не настолько полным, как я подумал. Он извлек для себя пользу из неприятного опыта, и, ей-богу, такое достижение сделало бы честь некоторым из нас. Если бы он поступил так, как я ожидал, то перед нами был бы классический пример селективного невнимания; он так никогда бы и не заметил, что практически все время приносит людям не то, что они хотят. И поэтому любая ситуация, подобная спровоцированной мною, представляется ему чем-то новым, необъяснимым, можно даже сказать - демонизмом с моей стороны. Но интереснее всего то, что, по-видимому, этого не произошло. Эту историю я рассказал для того, чтобы на обратном примере показать вам, как легко мы порой игнорируем большую часть опыта, в то время как результаты анализа любого эпизода поставили бы нас перед необходимостью серьезных изменений.