Я умылась, поправила плащ и вышла из комнаты. Завтрак пока не несли, в трапезную не звали, ной над душой конвоем не стояли. Потому я решила немного прогуляться. Гулким коридором, где факелы в держателях встречались почаще, чем в кандальне, я прошла до приоткрытых массивных дверей, изукрашенных растительным барельефом. Скользнула внутрь и замерла в тени у порога, зачарованная, пораженная и придавленная завистью. Шериф был здесь, и он молился в молчании. Губы беззвучно шевелились, шепча известные слова, умиротворенное лицо буквально светилось таким искренним светом истинной веры, что становилось больно и чуть-чуть обидно, что так никогда никто не будет сиять для меня.
Громадный храм-зал с лесом колонн оказался столь велик, что в нем заблудилось бы и эхо. Икон в привычном понимании тут не имелось — все стены были расписаны сценами жизни Фальмира: бытовыми, военными, семейными, праздничными и скорбными. Нарисованных людей было множество, и каждый из них, занятый своими делами, устремлял свой взгляд вверх. Туда же смотрел творящий молитву Шериф. Невольно задрала голову и я, уставившись на уже знакомое бородатое лицо.
«Как же в тебя и тебе искренне верят, Первоотец, — подумала я, — мне даже завидно. Когда сталкиваешься с такой беззаветной верой, поневоле проникаешься». Но самое восхитительно-страшное и странное, что я почувствовала в этот миг: не только человек, жрец, верил в своего бога и своему богу, еще и он, Первоотец, платил Шерифу той же монетой. Может, поэтому и не спешил раздавать знамения, которые мне, чужачке, были столь необходимы.
Их в храме всегда было двое: жрец и бог — вне зависимости от того, сколько народу толпилось под сводами и искало милости Первоотца. И в других местах ничего не менялось: всегда он, бог, был рядом со жрецом. Расстояние не имело значения. Исключением стали лишь Пустоши, где слишком сильно потоптался Ушедший, но и они не смогли поколебать веры Шерифа. Снова пришли на ум слышанные когда-то и не понятые слова: храм в сердце. Да… для Шерифа все было так. Он полагался на Первоотца, и Первоотец тоже рассчитывал на своего жреца. Мы, множество людей, всегда нуждались и будем нуждаться в подтверждении: знамениях, наставлениях, правилах, Шерифу же оно обыкновенно не требовалось. Поэтому он так задумчив и почти растерян был недавно в лесу, запрашивая прямые указания к действию.
«Хорош…» — в очередной раз подумала я, отступая за колонну в тень, откуда можно было еще полюбоваться молитвенным свечением Шерифа и четким профилем его лица так, чтобы он не увидел меня.