– Это ты сам снимал? – осторожно спросил он.
Мальчик кивнул. Конечно, сам, а то кто же…
Кнехту понравилось, что Гриша не спешит щёлкать картинки дальше, показывать другие фотографии.
– Хороший кадр, – сказал Кнехт и задумчиво отхлебнул кофе.
– Вам сварить? – деликатно спросил Гришин отец. Кнехт сообразил, что пьёт не из своей чашки, растерялся, а потом сказал:
– Да, сварите, если не трудно… Такой же. Кажется, у меня есть одна мысль.
Гриша закрыл фотографию на экране и стал быстро листать другие:
– Сейчас, сейчас… Не смотрите, я ещё не чистил, тут ерунда… А, вот!
Да, тоже хорошо. Просто дверь: ручка в виде льва и квадратное окошко. Но как падает свет! Сколько мальчику лет, десять? Когда он научился отличать хорошие кадры от обыкновенных?!
Кнехт молчал, пока кухню снова не наполнил запах кофе. Крепкий, удивительно вкусный вышел – Кнехт попробовал и улыбнулся. Когда он улыбался последний раз?
– У меня к вам предложение, – сказал он жильцу. – Я сегодня свободен и мог бы показать мальчику город, пока вы работаете.
* * *
Кнехт растерянно смотрел на мальчика. Зачем он это придумал? Куда они пойдут, что он может показать ребёнку? Он никогда не умел разговаривать с детьми.
Странно, что отец так легко отпустил мальчика с ним, с чужим, обрадовался. Видно, очень занят.
– Куда пойдём? – спросил мальчик.
– Ну…
Как показать человеку город? Тот город, который тебе не просто место для житья. Город, из которого состоишь ты сам больше чем наполовину, как другие люди – из воды.
– Вот, смотри. Ратушная площадь…
Мальчик не смотрел на башню с часами, он смотрел себе под ноги. Он наверняка тоже успел выучить наизусть все эти башни и часы. Что Кнехт может показать ему? Что вообще ему надо?!
– Смотрите, Пауль, – вдруг сказал мальчик. – Смотрите, какой странной формы этот камень.
…И вдруг стало легко. Сразу.
– Туда? – спросил Гриша, Кнехт кивнул, и они свернули в самый узкий и кривой переулок.
* * *
Гриша провёл рукой по кирпичам, вылезшим из-под штукатурки.
– Сколько лет этому дому?
– Не знаю, – пожал плечами Кнехт, – думаю, семнадцатый век. А, точно, смотри: табличка. Да, семнадцатый, точно.
– Это что – четыреста лет, да? Ничего себе. А почему не отвалилось полностью?
– Штукатурка? Ремонтируют. Это недавняя, конечно, новая; и всё равно отваливается. Скоро опять закрасят. А тогда… Тогда вообще всё иначе выглядело.
– Иначе, – разочаровался Гриша. – А кирпичи? Кирпичи хоть настоящие?
– Настоящие, – уверено кивнул Кнехт. – Смотри какие! Сейчас таких не делают, вот этот – видишь? – новый, а остальные – как было. Вообще внутри многое поменяли, провели коммуникации, сейчас без этого никак… Стены – то, что осталось. Стены настоящие.