…И вместе с ним сальто делает моё сердце.
Теодор Юлиус Штрохольм, когда же кончится твоё бесконечное выступление!
Наконец он спускается на твёрдую землю. И я вспоминаю, как дышать. И закрываю глаза. Они мокрые – попробуйте-ка сами не моргать столько!..
Я знаю, знаю, что у него есть страховка. Если он сорвётся – это не так уж и страшно. Он показывал мне миллион раз, чтобы я перестал бояться за него. И потом на представлении один раз по-настоящему сорвался. Повис на страховке, как паучок… Публика ахнула. Он сделал вид, что это специально, сымпровизировал, продолжил номер дальше. Но я-то знаю… И потом. Кто может обещать, что страховка всегда сработает так, как надо?
* * *
Мы выходим из цирка.
– Ну что, понравилось? – спрашивает Петер, будто именно он привёл Матроса на представление.
– Вообще. Вообще! – твердит Матрос, все другие слова забыл. Я радуюсь, что ему так понравилось и что он это не скрывает. – А этот… канатоходец! Вообще. Вообще!
– Да, канатоходец крутой, – кивает Петер. Я молчу.
Вдруг Матрос поворачивается ко мне.
– А я видел, как ты смотрел на него. Видел. Боялся. Белый весь сидел. Ты же представлял, как будто это ты? Да?
Я вздрогнул. Откуда он знает?..
– Ты, наверное, хочешь тоже. Да? Тоже хочешь ходить по канату?
– Нет, – отвечаю я. Я не говорю ему, что умею ходить по канату. Не так-то это и сложно, если просто ходить.
– Лучший номер! – повторяет Матрос.
– Ненавижу этот номер, – бормочу я. – Лучше бы его не было.
– Оставь его в покое, – бросает Матросу Петер. – Он переживает. Каждый раз переживает, как чёрт.
– За канатоходца?
– Да. Это его отец, – сдаётся наконец Петер.
…Мы выходим на площадь. Часы на здании ратуши бьют десять раз. От колокольни до соседнего дома натянут трос; в праздничные дни на нём развешивают флажки и фонарики. Я киваю на него:
– Раньше он ходил здесь.
– Кто? – не понимает Матрос. – Где ходил?..
– Теодор Штрохольм. В День города он шёл по этому тросу. От того дома с башенкой до колокольни. Шёл над толпой, раскинув руки. Безо всякой страховки. И когда он проходил трос до конца, звонарь ударял в колокол. И толпа выдыхала. Это было очень страшно.
– Прямо здесь?.. – Матрос с Петером стоят задрав головы.
– Да.
– Ты видел?
– Нет, это было давно. Ещё до моего рождения. (Да, кивает Петер, отец мне рассказывал. Весь город приходил смотреть на нашего канатоходца.)
– А сейчас? Почему он не ходит сейчас?
– Из-за меня, – отвечаю я. – У него же есть я. А у меня, кроме него, никого нет. И он не может теперь так просто пройти над площадью без страховки. Не может.
* * *