— Ты одна? — требовательно повторила гостья. Ника нахмурилась. Когда та в первый раз захихикала, что-то мелькнуло такое в страдающем перепуганном лице, что не понравилось Нике. Но после сразу ушло, оставив снова лишь страх, потерянность и ожидание боли. И сейчас на диване лежала, все еще сотрясаясь крупной дрожью, просто насмерть испуганная девчонка, ну ладно — молодая женщина, наверное, лет двадцати трех, может, пяти. И только эти требовательные вопросы снова насторожили Нику. Будто почуяв эту настороженность, гостья откинулась на подушку, закрывая серые блестящие глаза и держа ватку на ухе. Сказала хрипло:
— Прости. Мелю, не знаю что. От страха. Думала — умру. Думала — пусто тут.
— Ты же говорила — свет, в окне свет.
— Врала. Чтоб открыли, если кто прячется. Я… я расскажу сейчас… Ника встала.
— Лежи лучше. Я чаю сделаю, с травой. Поспишь и согреешься.
— Ласочка, — пробубнила из-под воротника гостья, — меня звать Ласочка. Кивнув, Ника ушла к печке. У нее тоже дрожали руки, но страх уходил, и она, хлопоча вокруг пострадавшей, о нем совсем уже забыла.
Подбросила угля, поставила на плиту старый заслуженный чайник. Уйдя в спальню, сняла со стенки полотняный мешочек с сушеной травой и, положив горсть в ковшик, встала, дожидаясь, когда вода закипит. За спиной было тихо, снова затикали часы, и Ника вспомнила о Фотии и Марьяне. Сердце сжалось от тяжелого беспокойства. Она быстро ушла в угол, снова сняла с телефона трубку. Там стояла все та же мертвая тишина, и краем глаза поймав пристальный взгляд Ласочки, Ника положила трубку на рычаг даже с облегчением.
— О! — сказала больная, когда в ковшике зашипел кипяток и запах лета наполнил комнату, — класс! Это пить?
— И пить можно, и купаться. И умываться. Ника подождала, когда Ласочка, морщась, усядется повыше, подала ей большую чашку, полную темного отвара.
— Сколько сможешь, столько и пей. Ты как сюда попала? Та гулко глотала, останавливалась, пережидая, когда горячая жидкость протечет в желудок и снова глотала, блаженно отдуваясь.
Белые волосы висели сосульками, с одного боку слиплись от уже потемневшей крови.
— Мы в гостях были. В Низовом. Беляш сказал, да поехали-поехали, будет весело. Подночуем у кореша. У него кабак в Южаке, а тут значит мамка-папка, хозяйство. Обещал Беляшу окорок копченый. О-ох, как хорошо. Слушай, а вина нету? Сюда вина бы. Ника ушла к окну, пошарила за стеклянной дверцей серванта, и вернулась, откупоривая початую бутылку.
— О-о, — Ласочка подставила чашку, — немножко, чтоб не остыло. По комнате метнулся сладкий тревожный запах вишни и винограда.