Вываливаясь из машины, строго сказала:
— Тут рядом, а номер я ваш запомню. Чтоб довезли. Дом пять, подъезд шесть, квартира восемьдесят. Шапка снова качнулась, шофер хмыкнул.
— Кусинька, ты зайди завтра. Мне рассказать надо. Тебе щас позвонить?
— Беги, Вася. Зайду. Не надо звонить, Женька спит уже.
— Мпы-пы-пы, — сделала Васька губами и убрела, проваливаясь каблуками в снежные холмики.
— Через двор, — сказала Ника, — и налево. Шестой подьезд. А там насквозь проедете и на автовокзал попадете, на кольцо. Закрыла глаза, уютно складывая руки на коленях. Вот так ехать бы и ехать, жаль, что дом совсем рядом. И пусть молчит. А снаружи пусть плывет тихий снег, ловит на себя желтые пятна и черные тени. Машина повернула, и Ника открыла глаза, взялась за ремешок сумочки. Освещенное окно кухни проплыло за стеклом.
— Вы проехали, — сказала Ника, — это восьмой уже. Да вы что? Куда? Машина неторопливо свернула за угол дома и двинулась направо, в другую от центра сторону. Шофер поднял руку, стряхивая шапку на переднее сиденье, обернулся, улыбаясь в полумраке.
— Прокатимся, Вероника? Она сжала сумочку холодными пальцами, что стали вдруг чужими.
— Токай? Ой. Максим. Макс? Он уверенно покручивал руль, машину качало, мотор мерно рычал где-то в глубине.
— Я никуда не поеду. С тобой.
— Уже едешь. Она отпустила, наконец, ремешок и схватилась за ручку двери. Мотор будто ждал, взревел радостно, и машина на полной скорости понеслась по пустой широкой улице, удаляясь от многоэтажек. Ника беспомощно смотрела, как за стеклом проносятся редкие пятна света.
— Я закричу!
— Кричи, — согласился Токай. Дома неожиданно кончились, поплыл вдоль обочины бесконечный забор какого-то склада, смигиваясь грубо нарисованными по бетону ромбами.
Пока Ника собиралась с мыслями, кончился и он, понеслась мимо кривая сетка-рабица, отчеркнутая косыми столбами, еле видными тут, где уже не было фонарей.
— Куда мы едем? — голос задрожал и сломался на последнем слове.
— Боишься? Она промолчала, лихорадочно соображая, как быть. Рукой незаметно выкручивала никелированный завиток дверной ручки, одновременно боясь, что дверца распахнется и придется вываливаться на асфальт, калеча руки и ноги. Или ломая шею. Но дверь не открывалась.
— Правильно боишься, — ответил на ее молчание Токай и, повертев пальцами, прибавил звук. Резкое буханье ударных совпало с тяжелым стуком сердца. А потом сердце заколотилось быстро-быстро, высушивая рот и заставляя руки мелко дрожать. Нике свирепо захотелось вырвать из реальности весь прожитый день, вернуться в утро, попить кофе и на звонок Васьки ответить отказом.